БЕНГАЗИ. Ближневосточные диктаторы обычно запугивают свои народы реками крови, оккупацией Западом, бедностью, хаосом и Аль-Каидой, которые нагрянут, если их режим падет. Такие угрозы уже звучали в Тунисе, Египте, Йемене, Бахрейне, Сирии, и ‑ поданные в стиле черной комедии – в Ливии. Но там есть глубокая вера в то, что цена за свержение автократии, какой бы высокой она ни была, меньше в сравнении с уроном, наносимым нынешними правителями. Проще говоря, свобода стоит того.
В Ливии может быть 4 сценария развития событий, которые могут негативно отразиться на процессе демократизации: гражданская/межплеменная война, военный режим, если Ливия «застрянет в переходном процессе», и раздел страны. Учитывая высокую цену, которую ливийцы уже заплатили, подобные сценарии должны быть предотвращены, а не исправлены.
Сценарий гражданской/межплеменной войны ‑ худший из вариантов развития событий. Египетские революционеры поняли это. Когда после свержения Хосни Мубарака началось насилие на религиозной почве, революционная коалиция выдвинула лозунг: «Мы не дадим тебе шанса позлорадствовать над нами, Мубарак». Репрессивные диктатуры не могут выиграть честные и справедливые выборы. Но они могут использовать невероятное насилие, чтобы упрочнить свой контроль над государством, его народом и его учреждениями.
Так, для того чтобы победить, ливийский полковник Муаммар эль-Каддафи преднамеренно и успешно превратил компанию гражданского сопротивления в вооруженный конфликт. Это будет иметь свои последствия в поставторитарном контексте. Согласно исследованию гражданского сопротивления, опубликованному Колумбийским университетом, вероятность, что страна снова вступит в гражданскую войну после вооруженного свержения диктатуры, равна 43 процентам, в то время как при свержении без вооруженного насилия она равна 28 процентам.
Согласно аналогичному исследованию, которое основывалось на 323 случаях вооруженных и мирных оппозиционных кампаний, происходивших между 1900 и 2006 годами, вероятность перехода к демократии в течение 5 лет после успешной вооруженной кампании составляет всего 3 процента, тогда как после мирной кампании она равна 51 проценту.
Ливия, разумеется, может избежать мрачной перспективы поставторитарной гражданской войны. Но это потребует сдерживания племенной и региональной поляризации, так же как и соперничества между Временным национальным советом(NIC) и Военным советом (MC), а также между старшим командным составом вооруженных сил. Сильная поляризация наблюдается не только между восточными и западными племенами, но также и между некоторыми западными племенами.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
В прошлом месяце, к примеру, возникли вооруженные столкновения между мятежниками эль-Зитаны и сельскими жителями из расположенной в 15 километрах от нее аль-Райянии. Было убито 6 человек ‑ напоминание о том, что может случиться, если продолжит присутствовать сильная напряженность между соседними городами и деревнями. Политика вендетты не нова в Ливии, и в вооруженном обществе, состоящем более чем из 120 племен ‑ включая около 30 со значительной численностью и ресурсами ‑ это может быть очень опасно.
Другой негативный сценарий ‑ захват власти военными. Несколько фигур из «свободных офицеров» ‑ организации, подготовившей в 1969 году план свержения монархии – возглавляют INC. Туда входят генерал Абд аль-Фаттах Юнис, генерал Солиман Махмуд, полковник Халифу Хафтар, майор Мохаммед Наим и другие. Эти фигуры обладают исторически обусловленной легитимностью благодаря своему участию в перевороте 1969 года, а также текущей легитимностью благодаря своей поддержке революции 17 февраля. К тому же, они принадлежат к нескольким крупным племенам, что гарантирует им широкую племенную поддержку в случае, если Военному совету нужно будет прийти к власти, как в Египте.
Однако, в отличие от Египта, кто бы ни пришел к власти в Ливии, он не обязательно должен будет унаследовать плохие экономические условия, которые могли бы угрожать его легитимности и подрывать его популярность. Группа старших офицеров могла бы возглавить страну и управлять ею напрямую, особенно если победа в Ливии будет достигнута военным путем. Восстание военных офицеров в Триполи против Каддафи и его сыновей могло бы завершить конфликт, и военные командиры получили бы кредит доверия и политический капитал.
Но четырех десятилетий диктатуры, построенной на базе вооруженных сил, могло быть достаточно для ливийцев, большинство из которых на самом деле никогда не извлекало выгоды из богатств или потенциала их страны. Когда это приводит к появлению террористов и нелегальных иммигрантов – две критических проблемы Европы ‑ арабские военным диктаторам нечем похвастаться. Алжир в 1990 году ‑ сильное напоминание об этом, и западные правительства не хотят, чтобы порочный цикл репрессивных диктаторов, создающий жестоких теократов и иммигрантов, был снова запущен.
Оказаться «застрявшими в переходном процессе» ‑ это третий возможный сценарий c Ливией, остающейся в «серой зоне» ‑ ни абсолютной демократии, ни диктатуры, но «что-то среднее». Это означает регулярные выборы, демократическую конституцию и гражданское общество, вместе с избирательным мошенничеством, перекосами в представительстве в органах власти, нарушениями прав человека и ограничениями гражданских свобод. Застревание на этапе перехода, как правило, убивает стремление к демократическим переменам, способствует распространению коррупции, ослаблению государственных институтов и снижению уровня безопасности в целях поддержания мифа о «справедливом автократе». Правление Владимира Путина в России иллюстрирует такой путь развития.
К сожалению, исследование, опубликованное в «Журнале демократии», показывает, что из 100 стран, находящихся в «переходном» состоянии между 1970-ми и 2000-ми годами, только 20 стали полностью демократичными (например, Чили, Аргентина, Польша и Тайвань). Пять впало в жесткие диктатуры (в том числе Узбекистан, Алжир, Туркмения и Беларусь), в то время как остальные остались где-то на этапе перехода.
Учитывая нехватку демократического опыта в Ливии, некоторые считают это вероятным исходом в эру после Каддафи. Но Ливия не единственная страна, которая попыталась перейти от диктатуры к демократии со слабыми государственными и общественными институтами и сильными племенными связями. Албания, Монголия и Индия выдержали более сложные испытания – и предлагают несколько полезных уроков о том, как перейти к демократии при неблагоприятных условиях.
Четвертый сценарий развития событий – разделение на три области времен еще Оттоманской империи, обычно упоминаемых как Керенаика (восток), Феццан (юг) и Триполитания (запад). Керенаика ‑ свободна от Каддафи, Триполитания ‑ не освобождена, а Феццан ‑ не полностью присоединился к революции. Но административные границы этих областей никогда четко не устанавливались, и они менялись уже 8 раз начиная с 1951 года. К тому же в 2007 году в Ливии насчитывалось целых 22 административных района (шабия), а не три.
На каждый из этих трех сценариев повлияет ситуация в Египте и Тунисе. В случае перехода к демократии, успех по соседству помогает и дома. Одна из стран, или обе, могут предложить Ливии успешные модели перехода, тем самым создавая серьезное препятствие на пути развития сценария военной диктатуры или гражданской войны.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Despite being a criminal, a charlatan, and an aspiring dictator, Donald Trump has won not only the Electoral College, but also the popular vote – a feat he did not achieve in 2016 or 2020. A nihilistic voter base, profit-hungry business leaders, and craven Republican politicians are to blame.
points the finger at a nihilistic voter base, profit-hungry business leaders, and craven Republican politicians.
Shell-shocked Europeans will be tempted to hunker down and hope that Donald Trump does not make good on his most extreme threats, like sweeping import tariffs and quitting NATO. But this would be a catastrophic mistake; Europeans must swallow their pride and try to capitalize on Trump’s craving for admiration.
outlines a strategy for EU leaders to win over the next US president and mitigate the threat he represents.
Anders Åslund
considers what the US presidential election will mean for Ukraine, says that only a humiliating loss in the war could threaten Vladimir Putin’s position, urges the EU to take additional steps to ensure a rapid and successful Ukrainian accession, and more.
Log in/Register
Please log in or register to continue. Registration is free and requires only your email address.
БЕНГАЗИ. Ближневосточные диктаторы обычно запугивают свои народы реками крови, оккупацией Западом, бедностью, хаосом и Аль-Каидой, которые нагрянут, если их режим падет. Такие угрозы уже звучали в Тунисе, Египте, Йемене, Бахрейне, Сирии, и ‑ поданные в стиле черной комедии – в Ливии. Но там есть глубокая вера в то, что цена за свержение автократии, какой бы высокой она ни была, меньше в сравнении с уроном, наносимым нынешними правителями. Проще говоря, свобода стоит того.
В Ливии может быть 4 сценария развития событий, которые могут негативно отразиться на процессе демократизации: гражданская/межплеменная война, военный режим, если Ливия «застрянет в переходном процессе», и раздел страны. Учитывая высокую цену, которую ливийцы уже заплатили, подобные сценарии должны быть предотвращены, а не исправлены.
Сценарий гражданской/межплеменной войны ‑ худший из вариантов развития событий. Египетские революционеры поняли это. Когда после свержения Хосни Мубарака началось насилие на религиозной почве, революционная коалиция выдвинула лозунг: «Мы не дадим тебе шанса позлорадствовать над нами, Мубарак». Репрессивные диктатуры не могут выиграть честные и справедливые выборы. Но они могут использовать невероятное насилие, чтобы упрочнить свой контроль над государством, его народом и его учреждениями.
Так, для того чтобы победить, ливийский полковник Муаммар эль-Каддафи преднамеренно и успешно превратил компанию гражданского сопротивления в вооруженный конфликт. Это будет иметь свои последствия в поставторитарном контексте. Согласно исследованию гражданского сопротивления, опубликованному Колумбийским университетом, вероятность, что страна снова вступит в гражданскую войну после вооруженного свержения диктатуры, равна 43 процентам, в то время как при свержении без вооруженного насилия она равна 28 процентам.
Согласно аналогичному исследованию, которое основывалось на 323 случаях вооруженных и мирных оппозиционных кампаний, происходивших между 1900 и 2006 годами, вероятность перехода к демократии в течение 5 лет после успешной вооруженной кампании составляет всего 3 процента, тогда как после мирной кампании она равна 51 проценту.
Ливия, разумеется, может избежать мрачной перспективы поставторитарной гражданской войны. Но это потребует сдерживания племенной и региональной поляризации, так же как и соперничества между Временным национальным советом(NIC) и Военным советом (MC), а также между старшим командным составом вооруженных сил. Сильная поляризация наблюдается не только между восточными и западными племенами, но также и между некоторыми западными племенами.
Introductory Offer: Save 30% on PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
В прошлом месяце, к примеру, возникли вооруженные столкновения между мятежниками эль-Зитаны и сельскими жителями из расположенной в 15 километрах от нее аль-Райянии. Было убито 6 человек ‑ напоминание о том, что может случиться, если продолжит присутствовать сильная напряженность между соседними городами и деревнями. Политика вендетты не нова в Ливии, и в вооруженном обществе, состоящем более чем из 120 племен ‑ включая около 30 со значительной численностью и ресурсами ‑ это может быть очень опасно.
Другой негативный сценарий ‑ захват власти военными. Несколько фигур из «свободных офицеров» ‑ организации, подготовившей в 1969 году план свержения монархии – возглавляют INC. Туда входят генерал Абд аль-Фаттах Юнис, генерал Солиман Махмуд, полковник Халифу Хафтар, майор Мохаммед Наим и другие. Эти фигуры обладают исторически обусловленной легитимностью благодаря своему участию в перевороте 1969 года, а также текущей легитимностью благодаря своей поддержке революции 17 февраля. К тому же, они принадлежат к нескольким крупным племенам, что гарантирует им широкую племенную поддержку в случае, если Военному совету нужно будет прийти к власти, как в Египте.
Однако, в отличие от Египта, кто бы ни пришел к власти в Ливии, он не обязательно должен будет унаследовать плохие экономические условия, которые могли бы угрожать его легитимности и подрывать его популярность. Группа старших офицеров могла бы возглавить страну и управлять ею напрямую, особенно если победа в Ливии будет достигнута военным путем. Восстание военных офицеров в Триполи против Каддафи и его сыновей могло бы завершить конфликт, и военные командиры получили бы кредит доверия и политический капитал.
Но четырех десятилетий диктатуры, построенной на базе вооруженных сил, могло быть достаточно для ливийцев, большинство из которых на самом деле никогда не извлекало выгоды из богатств или потенциала их страны. Когда это приводит к появлению террористов и нелегальных иммигрантов – две критических проблемы Европы ‑ арабские военным диктаторам нечем похвастаться. Алжир в 1990 году ‑ сильное напоминание об этом, и западные правительства не хотят, чтобы порочный цикл репрессивных диктаторов, создающий жестоких теократов и иммигрантов, был снова запущен.
Оказаться «застрявшими в переходном процессе» ‑ это третий возможный сценарий c Ливией, остающейся в «серой зоне» ‑ ни абсолютной демократии, ни диктатуры, но «что-то среднее». Это означает регулярные выборы, демократическую конституцию и гражданское общество, вместе с избирательным мошенничеством, перекосами в представительстве в органах власти, нарушениями прав человека и ограничениями гражданских свобод. Застревание на этапе перехода, как правило, убивает стремление к демократическим переменам, способствует распространению коррупции, ослаблению государственных институтов и снижению уровня безопасности в целях поддержания мифа о «справедливом автократе». Правление Владимира Путина в России иллюстрирует такой путь развития.
К сожалению, исследование, опубликованное в «Журнале демократии», показывает, что из 100 стран, находящихся в «переходном» состоянии между 1970-ми и 2000-ми годами, только 20 стали полностью демократичными (например, Чили, Аргентина, Польша и Тайвань). Пять впало в жесткие диктатуры (в том числе Узбекистан, Алжир, Туркмения и Беларусь), в то время как остальные остались где-то на этапе перехода.
Учитывая нехватку демократического опыта в Ливии, некоторые считают это вероятным исходом в эру после Каддафи. Но Ливия не единственная страна, которая попыталась перейти от диктатуры к демократии со слабыми государственными и общественными институтами и сильными племенными связями. Албания, Монголия и Индия выдержали более сложные испытания – и предлагают несколько полезных уроков о том, как перейти к демократии при неблагоприятных условиях.
Четвертый сценарий развития событий – разделение на три области времен еще Оттоманской империи, обычно упоминаемых как Керенаика (восток), Феццан (юг) и Триполитания (запад). Керенаика ‑ свободна от Каддафи, Триполитания ‑ не освобождена, а Феццан ‑ не полностью присоединился к революции. Но административные границы этих областей никогда четко не устанавливались, и они менялись уже 8 раз начиная с 1951 года. К тому же в 2007 году в Ливии насчитывалось целых 22 административных района (шабия), а не три.
На каждый из этих трех сценариев повлияет ситуация в Египте и Тунисе. В случае перехода к демократии, успех по соседству помогает и дома. Одна из стран, или обе, могут предложить Ливии успешные модели перехода, тем самым создавая серьезное препятствие на пути развития сценария военной диктатуры или гражданской войны.