РИМ – В конце прошлого года на саммите в Эр-Рияде лидеры «Большой двадцатки» (сокращённо G20) назвали изменение климата одной из самых насущных проблем XXI века. «По мере нашего восстановления после пандемии, – говорилось в коммюнике G20, – мы обязуемся защищать нашу планету и строить экологически более устойчивое и инклюзивное будущее для всех людей». Это обещание остаётся пока не полностью реализованным.
Да, в странах G20 снижается углеродоёмкость используемых энергоресурсов, сокращается использование угля, постепенно уменьшается загрязнение природы энергетикой, был принят целый ряд новых решений по поводу чистых видов транспорта. Наконец, начинают приносить свои плоды инициативы «Большой двадцатки», призванные стимулировать бизнес раскрывать информацию о климатических рисках.
Но всё это происходит недостаточно быстро для того, чтобы реально сократить объёмы выбросов. Не в последнюю очередь это объясняется тем, что одновременно страны G20 без лишнего шума направляют деньги в углеродоёмкие отрасли. По данным компании Vivid Economics, из тех $4,6 трлн, которые экономически ведущие страны мира закачали в сельское хозяйство, промышленность, индустрию сбора и переработки мусора, энергетику и транспортный сектор в рамках пакетов помощи в борьбе с пандемией, менее $1,8 трлн были «зелёными».
В результате, в 15 из 20 стран, проанализированных Vivid Economics, расходы на стимулирование экономики приведут к «нетто-отрицательному экологическому эффекту». Кроме того, как говорится в «Докладе о климатической прозрачности» 2020 года, около 30% всех расходов на стимулы были направлены в отрасли, создающие большую нагрузку на окружающую среду, при этом в числе крупнейших бенефициаров оказались угольная, нефтегазовая и авиационная отрасли.
Решения, принятые на октябрьской встрече «Большой двадцатки» в Риме, сыграют важную роль, предопределив результаты ноябрьского саммита ООН по вопросам изменения климата (СОР26) в Глазго, в частности, будут ли там поставлены амбициозные цели по сокращению выбросов и даны обещания такого климатического финансирования, которое необходимо миру для того, чтобы не допустить глобального потепления выше 1,5° по Цельсию относительно доиндустриальных уровней.
На страны «Большой двадцатки» приходится не только 85% мирового ВВП, 75% международной торговли и две трети мирового населения; согласно оценкам, именно эти страны ежегодно закачивают в атмосферу 80% всех выбросов парниковых газов, при этом на один только Китай приходится 26% общемировых объёмов.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
К сожалению, у «Большой двадцатки» давно сложилась репутация организации для больших разговоров и малых действий. Если вы хотите впечатляющих слов или планов ради планов, G20 для этого прекрасно подходит. Если же вы хотите действий, вам захочется поискать чего-то другого. Однако на фоне всё более мрачных научных данных – и серии недавних экстремальных погодных явлений – давление и напряжённость вновь усиливаются.
Лидерам «Большой двадцатки» надо воспользоваться теми многообещающими сигналами, которые прозвучали в начале месяца на климатической конференции в Венеции. Директор-распорядитель Международного валютного фонда Кристалина Георгиева и глава Всемирного банка Дэвид Малпасспризвалиужесточить плату за углерод и прекратить расходовать триллионы на субсидирование ископаемого топлива. Цзинь Лицюнь, президент Азиатского банка инфраструктурных инвестиций, заявил, что финансирование международной угольной промышленности теряет привлекательность – даже в Китае. Кристин Лагард, президент Европейского центрального банка, говорила о наступлении новой эры прозрачности в вопросах «климатических уязвимостей» финансового сектора; она предупредила, что «за период до 2050 года наиболее уязвимые 10% банков могут столкнутся с ростом средней вероятности дефолта по их кредитным портфелям на 30%».
Некоторые из стран G20 делают позитивные шаги. Евросоюз, США и Великобритания выработали более амбициозные планы сокращения выбросов парниковых газов, которые лучше согласуются с поставленной целью – 1,5°C. Аргентина, Канада и Япония также представили новые, более жёсткие климатические цели на период до 2030 год. ЮАР заявляет, что представит такие планы в этом году, но чуть позже.
Однако многие крупные загрязнители природы (Австралия, Китай, Индия, Индонезия и Саудовская Аравия) пока что не представили новые планы для СОР26. А Бразилия, Россия и Мексика, хотя и представили такие планы, никак не улучшили данные ранее обещания. Например, Бразилия, ожидает увеличения выбросов на 35% относительно предыдущих планов до 2030 года.
Председательствующая в G20 Италия, совместно с европейскими, американскими и британским партнёрами, начинает давить на отстающие страны, чтобы те представили новые, более амбициозные климатические планы; согласовали своих долгосрочные стратегии развития с целью достижения нулевых нетто-выбросов к 2050 году; отменили субсидирование ископаемого топлива к 2025 году и покончили с финансированием мирового угля. Со своей стороны, развитым странам нужно выработать убедительный план предоставления $100 млрд ежегодно, которые они пообещали выделять развивающимся странам на помощь в борьбе с изменением климата.
Председатель предстоящего саммита СОР26 Алок Шарма призывает развитые страны выполнить это обещание, и министру финансов Великобритании Риши Сунаку (именно этот человек стоял за недавним неоднозначным решением Британии сократить объёмы помощи зарубежным странам) следует его поддержать. Впрочем, ключевую роль должен сыграть и итальянский премьер-министр Марио Драги, пообещав новые, повышенные обязательства климатического финансирования со стороны своей страны, а также убеждая своих коллег, прежде всего, Си Цзиньпина, сотрудничать.
Президенту США Джо Байдену также надо активизироваться. Даже если его администрация достигнет заявленной цели удвоить расходы на климатическое финансирование до $5,7 млрд ежегодно к 2024 году, Америка будут предоставлять лишь около четверти сумм, предоставляемых сегодня ЕС. Расходы должны быть увеличены вдвое до более $11 млрд в год, чтобы США поспевали за другими развитыми странами и приблизились к справедливо причитающейся с них доли расходов, которая оценивается примерно в 40% из $100 млрд.
Впрочем, всё это всего лишь краткосрочные императивы, а изменение климата – это не краткосрочная угроза. В долгосрочной перспективе страны «Большой двадцатки» должны лидировать в планировании и создании более зелёной и справедливой глобальной экономической и финансовой системы.
Институциональные реформы будут трудны, однако они абсолютно необходимы, чтобы климатической устойчивости, декарбонизации и неравенству уделялось то внимание, которого они заслуживают. Например, «Большой двадцатке» следует подталкивать МВФ к дальнейшим шагам по смягчению долгового бремени бедных стран, и ей нужно поддержать предложение фонда о создании нового «Траста устойчивого развития и климатической устойчивости» (RST), который будет привязан к распределению специальных прав заимствования (СДР) и даст возможность государствам проводить зелёные реформы и политику. Наконец, G20 следует требовать от Всемирного банка и региональных банков развития ускорения в перераспределении финансирования, которое должно направляться не в нефть, газ и уголь, а в зелёную экономику.
Критически важно, чтобы «Большая двадцатка» одобрили многолетнюю «Дорожную карту устойчивых финансов», обсуждаемую сейчас заместителем помощника министра финансов США Шэрон Янг и представителем Народного банка Китая Ма Цюзнем, которые являются сопредседателями Рабочей группы G20 по вопросам устойчивых финансов. Такое одобрение стало бы большим шагом вперёд на пути к гармонизации глобальных норм зелёного финансирования и приведению финансовых потоков в соответствие с Парижским соглашением; оно также помогло бы укрепить американо-китайское сотрудничество. Странам «Большой двадцатки» следует также поддержать призыв посланника ООН по вопросам климатического финансирования Марка Карни о введении обязательной отчётности о климатических рисках до или в ходе СОР26 и о мерах, стимулирующих бизнес инвестировать в планы перехода к нулевым нетто-выбросам.
Вся эти шаги не гарантируют успех на СОР26. Но они создали бы солидный фундамент. Лидеры «Большой двадцатки» должны помнить, что только они обладают достаточным влиянием, чтобы направить мир на правильный путь.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
The economy played a critical role in the 2024 presidential race, creating the conditions not only for Donald Trump to trounce Kamala Harris, but also for a counter-elite to usher in a new power structure. Will the Democrats and “establishment” experts get the message?
explains how and why Democrats failed to connect with US voters’ pocketbook realities.
Kamala Harris lost to Donald Trump because she received around ten million fewer votes than Joe Biden did in 2020. The Democratic Party leadership was, at best, indifferent to the erosion of voting access, negligent in retaining newer voters, and proactive in marginalizing what remained of its left wing.
thinks the party has only itself to blame for losing the 2024 election on low voter turnout.
РИМ – В конце прошлого года на саммите в Эр-Рияде лидеры «Большой двадцатки» (сокращённо G20) назвали изменение климата одной из самых насущных проблем XXI века. «По мере нашего восстановления после пандемии, – говорилось в коммюнике G20, – мы обязуемся защищать нашу планету и строить экологически более устойчивое и инклюзивное будущее для всех людей». Это обещание остаётся пока не полностью реализованным.
Да, в странах G20 снижается углеродоёмкость используемых энергоресурсов, сокращается использование угля, постепенно уменьшается загрязнение природы энергетикой, был принят целый ряд новых решений по поводу чистых видов транспорта. Наконец, начинают приносить свои плоды инициативы «Большой двадцатки», призванные стимулировать бизнес раскрывать информацию о климатических рисках.
Но всё это происходит недостаточно быстро для того, чтобы реально сократить объёмы выбросов. Не в последнюю очередь это объясняется тем, что одновременно страны G20 без лишнего шума направляют деньги в углеродоёмкие отрасли. По данным компании Vivid Economics, из тех $4,6 трлн, которые экономически ведущие страны мира закачали в сельское хозяйство, промышленность, индустрию сбора и переработки мусора, энергетику и транспортный сектор в рамках пакетов помощи в борьбе с пандемией, менее $1,8 трлн были «зелёными».
В результате, в 15 из 20 стран, проанализированных Vivid Economics, расходы на стимулирование экономики приведут к «нетто-отрицательному экологическому эффекту». Кроме того, как говорится в «Докладе о климатической прозрачности» 2020 года, около 30% всех расходов на стимулы были направлены в отрасли, создающие большую нагрузку на окружающую среду, при этом в числе крупнейших бенефициаров оказались угольная, нефтегазовая и авиационная отрасли.
Решения, принятые на октябрьской встрече «Большой двадцатки» в Риме, сыграют важную роль, предопределив результаты ноябрьского саммита ООН по вопросам изменения климата (СОР26) в Глазго, в частности, будут ли там поставлены амбициозные цели по сокращению выбросов и даны обещания такого климатического финансирования, которое необходимо миру для того, чтобы не допустить глобального потепления выше 1,5° по Цельсию относительно доиндустриальных уровней.
На страны «Большой двадцатки» приходится не только 85% мирового ВВП, 75% международной торговли и две трети мирового населения; согласно оценкам, именно эти страны ежегодно закачивают в атмосферу 80% всех выбросов парниковых газов, при этом на один только Китай приходится 26% общемировых объёмов.
Introductory Offer: Save 30% on PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
К сожалению, у «Большой двадцатки» давно сложилась репутация организации для больших разговоров и малых действий. Если вы хотите впечатляющих слов или планов ради планов, G20 для этого прекрасно подходит. Если же вы хотите действий, вам захочется поискать чего-то другого. Однако на фоне всё более мрачных научных данных – и серии недавних экстремальных погодных явлений – давление и напряжённость вновь усиливаются.
Лидерам «Большой двадцатки» надо воспользоваться теми многообещающими сигналами, которые прозвучали в начале месяца на климатической конференции в Венеции. Директор-распорядитель Международного валютного фонда Кристалина Георгиева и глава Всемирного банка Дэвид Малпасспризвалиужесточить плату за углерод и прекратить расходовать триллионы на субсидирование ископаемого топлива. Цзинь Лицюнь, президент Азиатского банка инфраструктурных инвестиций, заявил, что финансирование международной угольной промышленности теряет привлекательность – даже в Китае. Кристин Лагард, президент Европейского центрального банка, говорила о наступлении новой эры прозрачности в вопросах «климатических уязвимостей» финансового сектора; она предупредила, что «за период до 2050 года наиболее уязвимые 10% банков могут столкнутся с ростом средней вероятности дефолта по их кредитным портфелям на 30%».
Некоторые из стран G20 делают позитивные шаги. Евросоюз, США и Великобритания выработали более амбициозные планы сокращения выбросов парниковых газов, которые лучше согласуются с поставленной целью – 1,5°C. Аргентина, Канада и Япония также представили новые, более жёсткие климатические цели на период до 2030 год. ЮАР заявляет, что представит такие планы в этом году, но чуть позже.
Однако многие крупные загрязнители природы (Австралия, Китай, Индия, Индонезия и Саудовская Аравия) пока что не представили новые планы для СОР26. А Бразилия, Россия и Мексика, хотя и представили такие планы, никак не улучшили данные ранее обещания. Например, Бразилия, ожидает увеличения выбросов на 35% относительно предыдущих планов до 2030 года.
Председательствующая в G20 Италия, совместно с европейскими, американскими и британским партнёрами, начинает давить на отстающие страны, чтобы те представили новые, более амбициозные климатические планы; согласовали своих долгосрочные стратегии развития с целью достижения нулевых нетто-выбросов к 2050 году; отменили субсидирование ископаемого топлива к 2025 году и покончили с финансированием мирового угля. Со своей стороны, развитым странам нужно выработать убедительный план предоставления $100 млрд ежегодно, которые они пообещали выделять развивающимся странам на помощь в борьбе с изменением климата.
Председатель предстоящего саммита СОР26 Алок Шарма призывает развитые страны выполнить это обещание, и министру финансов Великобритании Риши Сунаку (именно этот человек стоял за недавним неоднозначным решением Британии сократить объёмы помощи зарубежным странам) следует его поддержать. Впрочем, ключевую роль должен сыграть и итальянский премьер-министр Марио Драги, пообещав новые, повышенные обязательства климатического финансирования со стороны своей страны, а также убеждая своих коллег, прежде всего, Си Цзиньпина, сотрудничать.
Президенту США Джо Байдену также надо активизироваться. Даже если его администрация достигнет заявленной цели удвоить расходы на климатическое финансирование до $5,7 млрд ежегодно к 2024 году, Америка будут предоставлять лишь около четверти сумм, предоставляемых сегодня ЕС. Расходы должны быть увеличены вдвое до более $11 млрд в год, чтобы США поспевали за другими развитыми странами и приблизились к справедливо причитающейся с них доли расходов, которая оценивается примерно в 40% из $100 млрд.
Впрочем, всё это всего лишь краткосрочные императивы, а изменение климата – это не краткосрочная угроза. В долгосрочной перспективе страны «Большой двадцатки» должны лидировать в планировании и создании более зелёной и справедливой глобальной экономической и финансовой системы.
Институциональные реформы будут трудны, однако они абсолютно необходимы, чтобы климатической устойчивости, декарбонизации и неравенству уделялось то внимание, которого они заслуживают. Например, «Большой двадцатке» следует подталкивать МВФ к дальнейшим шагам по смягчению долгового бремени бедных стран, и ей нужно поддержать предложение фонда о создании нового «Траста устойчивого развития и климатической устойчивости» (RST), который будет привязан к распределению специальных прав заимствования (СДР) и даст возможность государствам проводить зелёные реформы и политику. Наконец, G20 следует требовать от Всемирного банка и региональных банков развития ускорения в перераспределении финансирования, которое должно направляться не в нефть, газ и уголь, а в зелёную экономику.
Критически важно, чтобы «Большая двадцатка» одобрили многолетнюю «Дорожную карту устойчивых финансов», обсуждаемую сейчас заместителем помощника министра финансов США Шэрон Янг и представителем Народного банка Китая Ма Цюзнем, которые являются сопредседателями Рабочей группы G20 по вопросам устойчивых финансов. Такое одобрение стало бы большим шагом вперёд на пути к гармонизации глобальных норм зелёного финансирования и приведению финансовых потоков в соответствие с Парижским соглашением; оно также помогло бы укрепить американо-китайское сотрудничество. Странам «Большой двадцатки» следует также поддержать призыв посланника ООН по вопросам климатического финансирования Марка Карни о введении обязательной отчётности о климатических рисках до или в ходе СОР26 и о мерах, стимулирующих бизнес инвестировать в планы перехода к нулевым нетто-выбросам.
Вся эти шаги не гарантируют успех на СОР26. Но они создали бы солидный фундамент. Лидеры «Большой двадцатки» должны помнить, что только они обладают достаточным влиянием, чтобы направить мир на правильный путь.