БРЮССЕЛЬ/НЬЮ-ЙОРК – Нигде так не очевидна ограниченность неоклассического экономического мышления (а это ДНК экономической науки в том виде, в каком её сейчас преподают и практикуют), как на фоне климатического кризиса. Хотя новые идеи и модели действительно появляются, старая ортодоксия слишком глубоко укоренилась. Изменения происходят недостаточно быстро.
Экономическая наука оказалась не способна даже понять климатический кризис, а уже тем более предложить эффективные решения для выхода из него, потому что большинство экономистов склонны разделять все проблемы на небольшие, поддающиеся управлению части. Они привыкли утверждать, что рациональные люди мыслят маржинально. Важен не усреднённый результат или совокупность действий человека, а его ближайший шаг, который сравнивается с такими же ближайшими альтернативами.
Подобное мышление действительно является рациональным при решении небольших, отдельных проблем. Разделение на части необходимо для управления конкурирующим спросом на время и внимание человека. Но маржинальное мышление оказывается неадекватным для решения всепоглощающих проблем, которые затрагивают все аспекты общества.
Кроме того, экономистам свойственно приравнивать рациональность к точности. Власть этой дисциплины над взглядами общества и политическими решениями объясняется предположением, что любой, кто не способен точно рассчитать затраты и выгоды, иррационален. Это позволяет экономистам – и их моделям – игнорировать вездесущие климатические риски и неопределённости, в том числе вероятность достижения климатических точек невозврата и возможную реакцию общества на них. А если вспомнить ещё и о фиксации экономистов на моделях равновесия, несоответствие между климатической проблемой и нынешними инструментами экономической дисциплины станут слишком вопиющими, чтобы их игнорировать.
Да, возврат к равновесию – «возврат к нормальности» – совершенно понятное человеческое предпочтение. Однако это прямо противоположно тому, что нужно для стабилизации мирового климата: быстрый, поэтапный отказ от ископаемого топлива.
Подобная ограниченность экономической науки проявляется при проведении анализа затрат и выгод от сокращения выбросов углекислого и других парниковых газов. Согласно традиционному мышлению, надо следовать осторожным путём медленного сокращения выбросов CO2. Логика кажется убедительной: ущерб, причиняемый изменением климата, появляется в будущем, в то время как издержки климатических действий возникают уже сегодня. Согласно вердикту, подтверждаемому Нобелевской премией, нам следует отложить необходимые инвестиции в низкоуглеродную экономику, потому что они могут навредить нынешней высокоуглеродной экономике.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Стоит прояснить, что новое мышление уже помогло показать, что даже в рамках традиционной логики сегодня требуется значительно больше климатических действий, потому что размер издержек часто переоценивается, а потенциальные (пусть даже и неопределённые) выгоды недооцениваются. Молодым исследователям, занимающимся этой работой, приходится ходить по краю пропасти, потому что они не могут публиковать работы, которые считают лучшими (и основанными на совершенно убедительных допущениях), без ссылок на устаревшую неоклассическую модель, которая должна демонстрировать обоснованность новых идей.
Сама структура академической экономической науки неизбежно гарантирует сохранение господства маржинального мышления. Наиболее эффективный способ представления новых идей в рецензируемой научной литературе – следовать правилу 80/20: почти во всей работе придерживаться общепринятого сценария, но пытаться выйти за его пределы, каждый раз выдвигая не более одного спорного предположения. Надо ли говорить, что всё это крайне затрудняет изменение общей системы отсчёта, даже в тех случаях, когда люди, помогавшие выработке стандартного мнения, сами начинают смотреть далеко за его пределы.
Взгляните на случай Кеннета Эрроу, который стал одним из лауреатов Нобелевской премии по экономике в 1972 году за то, что продемонстрировал, как маржинальные действия, совершаемые эгоистичными частными лицами, могут повысить благополучие общества. Эта передовая работа закрепила менталитет поиска равновесия у экономистов. Но Эрроу прожил ещё 45 лет, развивая всё это время идеи, которые выходили за рамки его ранних работ. Например, в 1980-х годов он сыграл важнейшую роль в учреждении Института Санта-Фе, который занимается наукой о сложных системах (как она позднее стала называться). Это была попытка выйти за рамки менталитета равновесия, который сам же Эрроу ранее помог сформировать.
Поскольку идея равновесия лежит в основе традиционных климатически-экономических моделей, разработанных в 1990-е годы, из этих моделей следует, что надо выбирать между климатическими действиями и экономическим ростом. Они рисуют мир, в котором экономика просто следует по сверхоптимистичному пути прогресса. Климатические меры могут иметь определённый смысл, но лишь в том случае, если мы готовы смириться с издержками, которые вынудят экономику свернуть с избранного пути.
На фоне этих традиционных взглядов, недавние заявления Международного валютного фонда и Международного энергетического агентства являются почти революционными. Оба учреждения сейчас пришли к выводу, что амбициозные климатические действия помогут нам повысить темпы экономического роста и увеличить число рабочих мест, причём уже в ближайшем будущем.
Логика проста: климатические меры создают намного больше рабочих мест в отраслях чистой энергетики, чем теряется в отраслях ископаемого топлива, тем самым напоминая нам о том, что инвестиции – это оборотная сторона затрат. Именно поэтому можно ожидать, что предложенный в США инфраструктурный пакет в размере $2 трлн подстегнёт рост экономической активности и занятости в чистом выражении. Возможно, ещё более неожиданным стал вывод, что сама по себе плата за углерод, судя по всему, приведёт к сокращению выбросов, но при этом не повредит рабочим местам или общему экономическому росту. Проблема с углеродными налогами или торговлей квотами на выбросы в том, что меры, предпринимаемые в реальном мире, не позволяют сократить выбросы достаточно быстро, и поэтому их надо будет поддержать регулированием.
Нет никаких оправданий для сохранения верности интеллектуальной парадигме, которая так плохо нам служила на протяжении столь долгого времени. Стандартные модели использовались для того, чтобы отвергнуть меры, которые помогли бы нам изменить ситуацию ещё много лет назад, когда климатический кризис ещё можно было предотвратить с помощью маржинальных изменений в существующей экономической системе. Сегодня мы уже лишены такой роскоши – возможности согласиться на постепенные перемены.
Хорошая новость в том, что на политическом фронте происходят быстрые изменения, что не в последнюю очередь объясняется снижением стоимости климатических действий. Плохая новость в том, что рамки неоклассической экономической науки продолжают блокировать прогресс. Экономическая наука уже давно должна была достигнуть собственного поворотного момента, перейдя к новым методам мышления, которые соответствуют масштабам климатической проблемы.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Not only did Donald Trump win last week’s US presidential election decisively – winning some three million more votes than his opponent, Vice President Kamala Harris – but the Republican Party he now controls gained majorities in both houses on Congress. Given the far-reaching implications of this result – for both US democracy and global stability – understanding how it came about is essential.
By voting for Republican candidates, working-class voters effectively get to have their cake and eat it, expressing conservative moral preferences while relying on Democrats to fight for their basic economic security. The best strategy for Democrats now will be to permit voters to face the consequences of their choice.
urges the party to adopt a long-term strategy aimed at discrediting the MAGA ideology once and for all.
БРЮССЕЛЬ/НЬЮ-ЙОРК – Нигде так не очевидна ограниченность неоклассического экономического мышления (а это ДНК экономической науки в том виде, в каком её сейчас преподают и практикуют), как на фоне климатического кризиса. Хотя новые идеи и модели действительно появляются, старая ортодоксия слишком глубоко укоренилась. Изменения происходят недостаточно быстро.
Экономическая наука оказалась не способна даже понять климатический кризис, а уже тем более предложить эффективные решения для выхода из него, потому что большинство экономистов склонны разделять все проблемы на небольшие, поддающиеся управлению части. Они привыкли утверждать, что рациональные люди мыслят маржинально. Важен не усреднённый результат или совокупность действий человека, а его ближайший шаг, который сравнивается с такими же ближайшими альтернативами.
Подобное мышление действительно является рациональным при решении небольших, отдельных проблем. Разделение на части необходимо для управления конкурирующим спросом на время и внимание человека. Но маржинальное мышление оказывается неадекватным для решения всепоглощающих проблем, которые затрагивают все аспекты общества.
Кроме того, экономистам свойственно приравнивать рациональность к точности. Власть этой дисциплины над взглядами общества и политическими решениями объясняется предположением, что любой, кто не способен точно рассчитать затраты и выгоды, иррационален. Это позволяет экономистам – и их моделям – игнорировать вездесущие климатические риски и неопределённости, в том числе вероятность достижения климатических точек невозврата и возможную реакцию общества на них. А если вспомнить ещё и о фиксации экономистов на моделях равновесия, несоответствие между климатической проблемой и нынешними инструментами экономической дисциплины станут слишком вопиющими, чтобы их игнорировать.
Да, возврат к равновесию – «возврат к нормальности» – совершенно понятное человеческое предпочтение. Однако это прямо противоположно тому, что нужно для стабилизации мирового климата: быстрый, поэтапный отказ от ископаемого топлива.
Подобная ограниченность экономической науки проявляется при проведении анализа затрат и выгод от сокращения выбросов углекислого и других парниковых газов. Согласно традиционному мышлению, надо следовать осторожным путём медленного сокращения выбросов CO2. Логика кажется убедительной: ущерб, причиняемый изменением климата, появляется в будущем, в то время как издержки климатических действий возникают уже сегодня. Согласно вердикту, подтверждаемому Нобелевской премией, нам следует отложить необходимые инвестиции в низкоуглеродную экономику, потому что они могут навредить нынешней высокоуглеродной экономике.
Introductory Offer: Save 30% on PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Стоит прояснить, что новое мышление уже помогло показать, что даже в рамках традиционной логики сегодня требуется значительно больше климатических действий, потому что размер издержек часто переоценивается, а потенциальные (пусть даже и неопределённые) выгоды недооцениваются. Молодым исследователям, занимающимся этой работой, приходится ходить по краю пропасти, потому что они не могут публиковать работы, которые считают лучшими (и основанными на совершенно убедительных допущениях), без ссылок на устаревшую неоклассическую модель, которая должна демонстрировать обоснованность новых идей.
Сама структура академической экономической науки неизбежно гарантирует сохранение господства маржинального мышления. Наиболее эффективный способ представления новых идей в рецензируемой научной литературе – следовать правилу 80/20: почти во всей работе придерживаться общепринятого сценария, но пытаться выйти за его пределы, каждый раз выдвигая не более одного спорного предположения. Надо ли говорить, что всё это крайне затрудняет изменение общей системы отсчёта, даже в тех случаях, когда люди, помогавшие выработке стандартного мнения, сами начинают смотреть далеко за его пределы.
Взгляните на случай Кеннета Эрроу, который стал одним из лауреатов Нобелевской премии по экономике в 1972 году за то, что продемонстрировал, как маржинальные действия, совершаемые эгоистичными частными лицами, могут повысить благополучие общества. Эта передовая работа закрепила менталитет поиска равновесия у экономистов. Но Эрроу прожил ещё 45 лет, развивая всё это время идеи, которые выходили за рамки его ранних работ. Например, в 1980-х годов он сыграл важнейшую роль в учреждении Института Санта-Фе, который занимается наукой о сложных системах (как она позднее стала называться). Это была попытка выйти за рамки менталитета равновесия, который сам же Эрроу ранее помог сформировать.
Поскольку идея равновесия лежит в основе традиционных климатически-экономических моделей, разработанных в 1990-е годы, из этих моделей следует, что надо выбирать между климатическими действиями и экономическим ростом. Они рисуют мир, в котором экономика просто следует по сверхоптимистичному пути прогресса. Климатические меры могут иметь определённый смысл, но лишь в том случае, если мы готовы смириться с издержками, которые вынудят экономику свернуть с избранного пути.
На фоне этих традиционных взглядов, недавние заявления Международного валютного фонда и Международного энергетического агентства являются почти революционными. Оба учреждения сейчас пришли к выводу, что амбициозные климатические действия помогут нам повысить темпы экономического роста и увеличить число рабочих мест, причём уже в ближайшем будущем.
Логика проста: климатические меры создают намного больше рабочих мест в отраслях чистой энергетики, чем теряется в отраслях ископаемого топлива, тем самым напоминая нам о том, что инвестиции – это оборотная сторона затрат. Именно поэтому можно ожидать, что предложенный в США инфраструктурный пакет в размере $2 трлн подстегнёт рост экономической активности и занятости в чистом выражении. Возможно, ещё более неожиданным стал вывод, что сама по себе плата за углерод, судя по всему, приведёт к сокращению выбросов, но при этом не повредит рабочим местам или общему экономическому росту. Проблема с углеродными налогами или торговлей квотами на выбросы в том, что меры, предпринимаемые в реальном мире, не позволяют сократить выбросы достаточно быстро, и поэтому их надо будет поддержать регулированием.
Нет никаких оправданий для сохранения верности интеллектуальной парадигме, которая так плохо нам служила на протяжении столь долгого времени. Стандартные модели использовались для того, чтобы отвергнуть меры, которые помогли бы нам изменить ситуацию ещё много лет назад, когда климатический кризис ещё можно было предотвратить с помощью маржинальных изменений в существующей экономической системе. Сегодня мы уже лишены такой роскоши – возможности согласиться на постепенные перемены.
Хорошая новость в том, что на политическом фронте происходят быстрые изменения, что не в последнюю очередь объясняется снижением стоимости климатических действий. Плохая новость в том, что рамки неоклассической экономической науки продолжают блокировать прогресс. Экономическая наука уже давно должна была достигнуть собственного поворотного момента, перейдя к новым методам мышления, которые соответствуют масштабам климатической проблемы.