БЕРЛИН – Соглашение по климату, подписанное мировыми лидерами в Париже в декабре, заслужило немало похвал за установление амбициозной цели – ограничить рост температуры на планете двумя градусами по Цельсию выше доиндустриального уровня. Однако данное соглашение является лишь первым шагом, хотя и важным. Теперь политикам предстоит определить, как именно достичь этой цели. Это не просто, особенно если учесть, что (вопреки общепринятому мнению) нельзя полагаться на постепенное повышение цены традиционных энергоресурсов как на меру, способствующую необходимому переходу к низкоуглеродному будущему.
На первый взгляд, логика применения негативных экономических стимулов кажется убедительной. Например, если ездить на машинах, потребляющих бензин, становится слишком дорого, тогда люди, скорее всего, будут меньше на них ездить. Однако эффект изменения цен на топливо является отложенным и неоднозначным. В долгосрочной перспективе водители действительно могут приобрести более эффективную с точки зрения потребления топлива машину, однако в краткосрочной перспективе они, скорее всего, просто сократят другие виды потребления, чтобы компенсировать рост расходов на бензин. А когда речь заходит о решении столь срочной проблемы, как изменение климата, здесь уместно вспомнить известный афоризм Кейнса – «В долгосрочной перспективе мы все умрём».
Однако даже если бы реакция потребителей была эффективной, всё дело в том, что цены на ископаемое топливо в основном диктуются полными сложных финансовых схем рынками, которые, как правило, крайне волатильны. Примером этому служит резкое падение цен на нефть в течение последних 18 месяцев. Не только сами по себе цены на нефть не способствовали сокращению потребления, они ещё и снизили стимулы для развития альтернативных источников энергии. Инвестиции, скажем, в солнечную энергетику выглядели привлекательными, когда нефть стоила $100 за баррель, но они стали намного менее заманчивыми после падения цены ниже $50.
Предположим, что политики могут повысить налоги для компенсации подобных падений цены. Но в какие-то моменты (например, сейчас) такое повышение стало бы просто огромным. Кроме того, непредсказуемое регулирование, отражающее волатильность рынков, всегда плохая идея.
То же самое может произойти с размером платежей за выбросы парниковых газов (carbon pricing). В Евросоюзе уже несколько лет эти платежи низки, а участники рынка до сих пор, судя по всему, коллективно уверены, что они такими и останутся. Однако нет гарантий, что свободная торговля квотами на выброс парниковых газов не будет функционировать так же, как и другие финансовые рынки, что может привести к резким колебаниям цен на CO2. Если ожидания внезапно изменятся, тогда рыночное стадо развернется и побежит в обратном направлении, что вызовет резкий рост цен на CO2.
Есть и ещё одна проблема с теми мерами по смягчению климатических изменений, которые базируются на ценах: в них не учитывается способность рынков создавать неверные стимулы. Когда цена на традиционные виды энергоресурсов возрастет, появляются новые поставщики данных ресурсов. Например, до июня 2014 года (пока цена на нефть был высокой) инвесторы активно вкладывали средства в разработку сланцевых месторождений нефти и газа в США. В конечном итоге увеличение поставок вызвало падение цен, что снизило стимулы для инвестиций как в альтернативные источники энергии, так и в повышение энергоэффективности. Такая реакция рынков является нормальной, но она не способствует борьбе с изменением климата, которая требует постепенного роста энергозатрат.
At a time when democracy is under threat, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided. Subscribe now and save $50 on a new subscription.
Subscribe Now
Последний аргумент, почему исключительно негативные стимулы не являются адекватным методом борьбы с изменением климата, наверное, самый иррациональный. После нескольких лет повышения налогов общество крайне негативно настроено против любых решений, которые могут увеличить цены на энергоносители, вне зависимости от уровня текущих рыночных цен – высоких или низких. Люди настолько уверены, что их расходы на топливо и электричество невообразимо велики (несмотря на недавний крах цен на нефть), что любой новый проект, предусматривающий даже незначительное повышение этих цен, начинать крайне трудно, даже несмотря на то, что в целом цены на энергоресурсы пока ещё ниже, чем пять лет назад.
Вывод понятен. Когда политики приступят к разработке стратегии выполнения положений Парижского соглашения, им не следует излишне полагаться на повышение стоимости энергоресурсов для достижения своих целей. Стратегия, предполагающая, что рынок накажет тех, кто не будет инвестировать в низкоуглеродное будущее, является нереалистичной.
Возможен лучший подход – напрямую премировать тех, кто действительно инвестирует в низкоуглеродное будущее, либо повышая энергоэффективность, либо создавая чистые источники энергии. Например, власти могли бы ввести режим ускоренной амортизации для инвестиций в низкоуглеродный бизнес, субсидировать инвестиции в энергоэффективное строительство, установить правила, благоприятствующие промышленным инновациям, которые нацелены на сокращение выбросов и расширение конкурентоспособности. Всё это сделало бы ископаемое топливо менее привлекательным и для инвесторов, и для потребителей.
Хотя подход, основанный на подобных позитивных стимулах, в краткосрочной перспективе обойдётся дороже, чем повышение налогов, его долгосрочные выгоды трудно переоценить. В период столь сильного сопротивления идее повышения затрат на энергоресурсы, такой подход может стать одним из самых эффективных (а также политически мудрых) механизмов для достижения целей, поставленных в Париже.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
The Norwegian finance ministry recently revealed just how much the country has benefited from Russia's invasion of Ukraine, estimating its windfall natural-gas revenues for 2022-23 to be around $111 billion. Yet rather than transferring these gains to those on the front line, the government is hoarding them.
argue that the country should give its windfall gains from gas exports to those on the front lines.
БЕРЛИН – Соглашение по климату, подписанное мировыми лидерами в Париже в декабре, заслужило немало похвал за установление амбициозной цели – ограничить рост температуры на планете двумя градусами по Цельсию выше доиндустриального уровня. Однако данное соглашение является лишь первым шагом, хотя и важным. Теперь политикам предстоит определить, как именно достичь этой цели. Это не просто, особенно если учесть, что (вопреки общепринятому мнению) нельзя полагаться на постепенное повышение цены традиционных энергоресурсов как на меру, способствующую необходимому переходу к низкоуглеродному будущему.
На первый взгляд, логика применения негативных экономических стимулов кажется убедительной. Например, если ездить на машинах, потребляющих бензин, становится слишком дорого, тогда люди, скорее всего, будут меньше на них ездить. Однако эффект изменения цен на топливо является отложенным и неоднозначным. В долгосрочной перспективе водители действительно могут приобрести более эффективную с точки зрения потребления топлива машину, однако в краткосрочной перспективе они, скорее всего, просто сократят другие виды потребления, чтобы компенсировать рост расходов на бензин. А когда речь заходит о решении столь срочной проблемы, как изменение климата, здесь уместно вспомнить известный афоризм Кейнса – «В долгосрочной перспективе мы все умрём».
Однако даже если бы реакция потребителей была эффективной, всё дело в том, что цены на ископаемое топливо в основном диктуются полными сложных финансовых схем рынками, которые, как правило, крайне волатильны. Примером этому служит резкое падение цен на нефть в течение последних 18 месяцев. Не только сами по себе цены на нефть не способствовали сокращению потребления, они ещё и снизили стимулы для развития альтернативных источников энергии. Инвестиции, скажем, в солнечную энергетику выглядели привлекательными, когда нефть стоила $100 за баррель, но они стали намного менее заманчивыми после падения цены ниже $50.
Предположим, что политики могут повысить налоги для компенсации подобных падений цены. Но в какие-то моменты (например, сейчас) такое повышение стало бы просто огромным. Кроме того, непредсказуемое регулирование, отражающее волатильность рынков, всегда плохая идея.
То же самое может произойти с размером платежей за выбросы парниковых газов (carbon pricing). В Евросоюзе уже несколько лет эти платежи низки, а участники рынка до сих пор, судя по всему, коллективно уверены, что они такими и останутся. Однако нет гарантий, что свободная торговля квотами на выброс парниковых газов не будет функционировать так же, как и другие финансовые рынки, что может привести к резким колебаниям цен на CO2. Если ожидания внезапно изменятся, тогда рыночное стадо развернется и побежит в обратном направлении, что вызовет резкий рост цен на CO2.
Есть и ещё одна проблема с теми мерами по смягчению климатических изменений, которые базируются на ценах: в них не учитывается способность рынков создавать неверные стимулы. Когда цена на традиционные виды энергоресурсов возрастет, появляются новые поставщики данных ресурсов. Например, до июня 2014 года (пока цена на нефть был высокой) инвесторы активно вкладывали средства в разработку сланцевых месторождений нефти и газа в США. В конечном итоге увеличение поставок вызвало падение цен, что снизило стимулы для инвестиций как в альтернативные источники энергии, так и в повышение энергоэффективности. Такая реакция рынков является нормальной, но она не способствует борьбе с изменением климата, которая требует постепенного роста энергозатрат.
HOLIDAY SALE: PS for less than $0.7 per week
At a time when democracy is under threat, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided. Subscribe now and save $50 on a new subscription.
Subscribe Now
Последний аргумент, почему исключительно негативные стимулы не являются адекватным методом борьбы с изменением климата, наверное, самый иррациональный. После нескольких лет повышения налогов общество крайне негативно настроено против любых решений, которые могут увеличить цены на энергоносители, вне зависимости от уровня текущих рыночных цен – высоких или низких. Люди настолько уверены, что их расходы на топливо и электричество невообразимо велики (несмотря на недавний крах цен на нефть), что любой новый проект, предусматривающий даже незначительное повышение этих цен, начинать крайне трудно, даже несмотря на то, что в целом цены на энергоресурсы пока ещё ниже, чем пять лет назад.
Вывод понятен. Когда политики приступят к разработке стратегии выполнения положений Парижского соглашения, им не следует излишне полагаться на повышение стоимости энергоресурсов для достижения своих целей. Стратегия, предполагающая, что рынок накажет тех, кто не будет инвестировать в низкоуглеродное будущее, является нереалистичной.
Возможен лучший подход – напрямую премировать тех, кто действительно инвестирует в низкоуглеродное будущее, либо повышая энергоэффективность, либо создавая чистые источники энергии. Например, власти могли бы ввести режим ускоренной амортизации для инвестиций в низкоуглеродный бизнес, субсидировать инвестиции в энергоэффективное строительство, установить правила, благоприятствующие промышленным инновациям, которые нацелены на сокращение выбросов и расширение конкурентоспособности. Всё это сделало бы ископаемое топливо менее привлекательным и для инвесторов, и для потребителей.
Хотя подход, основанный на подобных позитивных стимулах, в краткосрочной перспективе обойдётся дороже, чем повышение налогов, его долгосрочные выгоды трудно переоценить. В период столь сильного сопротивления идее повышения затрат на энергоресурсы, такой подход может стать одним из самых эффективных (а также политически мудрых) механизмов для достижения целей, поставленных в Париже.