ЛОНДОН – Если и есть какой-нибудь полезный вывод, которые экономисты и инвесторы могут сделать из только что завершившегося сумасшедшего года (и более того, из всего сумасшедшего десятилетия, начавшегося после мирового финансового кризиса 2008 года), то он будет таким: как говорят в Голливуде, «никто ничего не знает». В киноиндустрии самые богатые и опытные студии и продюсеры тратят огромное количество времени и денег на исследования аудитории, но всё равно не имеют ни малейшего представления, станет ли их новое творение хитом или провалом. Так стоит ли удивляться, если то же самое окажется верным и для финансовых рынков или, раз уж зашла об этом речь, для цен на сырьё, для политических решений и корпоративных показателей?
Может ли шокировать признание самой богатой компании в мире, а с такое признанием после Рождества выступила компания Apple, что она совершенно не представляет, сколько смартфонов iPhone ей удастся продать в Китае? Или тот факт, что информированные лучше всех в мире энерготрейдеры предсказывают глобальный дефицит предложения энергоресурсов и вызванный этим рост цен на нефть выше $100 ровно в тот момент, когда из-за переизбытка предложения рынок падает до $50? Или то, что президент США не знает, ненавидит он глобальную торговлю или любит её? Или то, что фондовые рынки предсказывают глобальный экономический бум в тот момент, когда рынки облигаций предсказывают рецессию, а затем оба резко разворачиваются в противоположном направлении, противореча друг другу?
Ровно год назад экономические ожидания были почти повсеместно оптимистичными. Во всех регионах мира явно наблюдался одновременный экономический бум, причём впервые со времён финансового кризиса 2008 года. Центральные банки были уверены, что смогут спокойно начать сворачивать свои экстраординарные монетарные стимулы, а инвесторы фондовых рынков были почти единодушно настроены «по-бычьи». Но 2018 год оказался худшим годом для инвесторов со времён финансового кризиса; он вынудил центральные банки отступить от первоначальных планов нормализации монетарной политики, экономистов – снизить прогнозы экономического роста, а многие компании – начать готовиться к рецессии 2019-го или 2020 года.
Что пошло не так? Экономическая статистика оказалась лишь чуть-чуть хуже, чем ожидалось во второй половине 2018 года. Например, Всемирный банк понизил оценку темпов глобального роста экономики в 2018 и 2019 годах всего лишь на 0,1 процентный пункт, до 3% и 2,9% соответственно, по сравнению с прогнозами, опубликованными в июне.
Главной причиной для волнений стало поведение финансовых рынков. Многие экономисты увидели в одновременном декабрьском падении долгосрочных процентных ставок и котировок акций признаки начинающейся рецессии: либо инвесторы «знают что-то» ужасное, что ещё не отразилось на статистике, либо падение настроений на рынке превратится в самосбывающееся пророчество, заставляя бизнес и потребителей сжаться. Но прежде чем делать вывод, будто финансовые рынки всегда могут предсказывать или формировать будущее, нам следует вспомнить, что на финансовые ожидания обычно влияют экономические и политические изменения, а не наоборот.
Какие же события, помимо рыночной волатильности, могли бы вызвать рецессию или серьёзное замедление в мировой экономике? Популярный ответ: просто ход времени. Подъём мировой экономики, начавшийся в 2009 году, длится уже почти десять лет. Если в 2020 году в США не начнётся рецессия, Америка зафиксирует самый длинный непрерывный период экономического подъёма за всю свою историю.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
В экономической теории или историческом опыте нет ничего такого, что бы позволяло сделать вывод, будто экономический подъём умирает от старости или что рецессии начинаются спонтанно. Но периоды экономического подъёма действительно становятся подвержены болезням старости: высокие процентные ставки, рост цен на энергоносители, ускорение темпов инфляции или, наконец, банковские кризисы, спровоцированные внезапным падением нестабильно высоких цен на недвижимость. А если ни одного из этих экономических бедствий не случается, тогда политические лидеры могут обрести безрассудную сверхуверенность, ведущую к войнам, торговым конфликтам или серьёзным ошибкам в управлении бюджетом.
Некоторые из этих проблем начали возникать в 2018 году: повышение процентных ставок в США, бюджетное ужесточение в Италии и значительной части Европы, эскалация тарифной войны между США и Китаем, повышение цен на энергоносители по всему миру. И поэтому неудивительно, что в 2018 году темпы роста мировой экономики замедлились, а не ускорились, как предсказывало большинство экономистов (включая меня).
Впрочем, многие из тех сил, которые привели к замедлению темпов роста в прошлом году, сейчас разворачиваются в обратную сторону. Нефтяные цены упали, доходность по облигациям США вернулась практически туда же, где она была в начале 2018 года, торговые конфликты, похоже, стихают, а Китай смягчает макроэкономическую политику, по крайней мере, отчасти (и, по всей видимости, готов применить прямые стимулы, если экономика страны ослабнет ещё больше).
Описанные выше политические изменения и события очевидно стали ключевыми причинами рыночных шоков прошлого года. Например, январская коррекция и всплеск волатильность на фондовом рынке были явно вызваны страхами по поводу возможного перегрева экономики в США и повышения доходности облигаций. Как только тревоги относительно перегрева утихли, переоценка стоимости облигаций приняла весьма ограниченные масштабы, котировки акций по всему миру подскочили вверх, а доллар остался очень слабым. Тенденция слабого доллара и сильных мировых фондовых рынков резко развернулась в мае, когда по рынкам ударил идеальный шторм из трёх политических шоков (которые я считал наиболее вероятными): резкий рост цен на нефть в ожидании санкций против Ирана; тарифная война США и Китая; формирование правительства левых и правых популистов в Италии.
В октябре, когда эти политические риски ослабли, экономика развивающихся стран начала демонстрировать результаты лучше ожидавшихся, фондовые рынки повсюду (даже в Европе) стабилизировались, цены на нефть вернулись в коридор $60-65 (казавшийся стабильным до введения санкций), а укрепление доллара завершилось. Иными словами, рынки в целом явно двигались вслед за меняющимися политическими и макроэкономическими фундаментальными условиями, как вдруг в начале декабря всё внезапно пошло наперекосяк. В течение трёх последующих недель – вплоть до 24 декабря – индекс S&P 500 рухнул на 16% без каких-либо явных причин, цена нефти Brent упала с $61 до $50, доллар снова начал укрепляться, а доходность по десятилетним облигациям США снизилась с 3% до 2,7%.
Если все ключевые фундаментальные показатели указывали на то, что рост экономики в 2019 году может оказаться столь же сильным или даже более сильным, чем в 2018 году, почему тогда котировки акций и доходность облигаций внезапно рухнули в декабре? Может ли причина быть в том, что инвесторы оказались настолько смущены политическим хаосом, что отказались от любых попыток предугадать, что произойдёт дальше?
Если это так, тогда рынки перестали выполнять прогнозную функцию и лишь пассивно реагируют на последние события, просто экстраполируя их на цены. В мире, где «никто ничего не знает», инвесторы, по всей видимости, способны предсказывать будущее не лучше, чем магнаты Голливуда.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Since Plato’s Republic 2,300 years ago, philosophers have understood the process by which demagogues come to power in free and fair elections, only to overthrow democracy and establish tyrannical rule. The process is straightforward, and we have now just watched it play out.
observes that philosophers since Plato have understood how tyrants come to power in free elections.
Despite being a criminal, a charlatan, and an aspiring dictator, Donald Trump has won not only the Electoral College, but also the popular vote – a feat he did not achieve in 2016 or 2020. A nihilistic voter base, profit-hungry business leaders, and craven Republican politicians are to blame.
points the finger at a nihilistic voter base, profit-hungry business leaders, and craven Republican politicians.
ЛОНДОН – Если и есть какой-нибудь полезный вывод, которые экономисты и инвесторы могут сделать из только что завершившегося сумасшедшего года (и более того, из всего сумасшедшего десятилетия, начавшегося после мирового финансового кризиса 2008 года), то он будет таким: как говорят в Голливуде, «никто ничего не знает». В киноиндустрии самые богатые и опытные студии и продюсеры тратят огромное количество времени и денег на исследования аудитории, но всё равно не имеют ни малейшего представления, станет ли их новое творение хитом или провалом. Так стоит ли удивляться, если то же самое окажется верным и для финансовых рынков или, раз уж зашла об этом речь, для цен на сырьё, для политических решений и корпоративных показателей?
Может ли шокировать признание самой богатой компании в мире, а с такое признанием после Рождества выступила компания Apple, что она совершенно не представляет, сколько смартфонов iPhone ей удастся продать в Китае? Или тот факт, что информированные лучше всех в мире энерготрейдеры предсказывают глобальный дефицит предложения энергоресурсов и вызванный этим рост цен на нефть выше $100 ровно в тот момент, когда из-за переизбытка предложения рынок падает до $50? Или то, что президент США не знает, ненавидит он глобальную торговлю или любит её? Или то, что фондовые рынки предсказывают глобальный экономический бум в тот момент, когда рынки облигаций предсказывают рецессию, а затем оба резко разворачиваются в противоположном направлении, противореча друг другу?
Ровно год назад экономические ожидания были почти повсеместно оптимистичными. Во всех регионах мира явно наблюдался одновременный экономический бум, причём впервые со времён финансового кризиса 2008 года. Центральные банки были уверены, что смогут спокойно начать сворачивать свои экстраординарные монетарные стимулы, а инвесторы фондовых рынков были почти единодушно настроены «по-бычьи». Но 2018 год оказался худшим годом для инвесторов со времён финансового кризиса; он вынудил центральные банки отступить от первоначальных планов нормализации монетарной политики, экономистов – снизить прогнозы экономического роста, а многие компании – начать готовиться к рецессии 2019-го или 2020 года.
Что пошло не так? Экономическая статистика оказалась лишь чуть-чуть хуже, чем ожидалось во второй половине 2018 года. Например, Всемирный банк понизил оценку темпов глобального роста экономики в 2018 и 2019 годах всего лишь на 0,1 процентный пункт, до 3% и 2,9% соответственно, по сравнению с прогнозами, опубликованными в июне.
Главной причиной для волнений стало поведение финансовых рынков. Многие экономисты увидели в одновременном декабрьском падении долгосрочных процентных ставок и котировок акций признаки начинающейся рецессии: либо инвесторы «знают что-то» ужасное, что ещё не отразилось на статистике, либо падение настроений на рынке превратится в самосбывающееся пророчество, заставляя бизнес и потребителей сжаться. Но прежде чем делать вывод, будто финансовые рынки всегда могут предсказывать или формировать будущее, нам следует вспомнить, что на финансовые ожидания обычно влияют экономические и политические изменения, а не наоборот.
Какие же события, помимо рыночной волатильности, могли бы вызвать рецессию или серьёзное замедление в мировой экономике? Популярный ответ: просто ход времени. Подъём мировой экономики, начавшийся в 2009 году, длится уже почти десять лет. Если в 2020 году в США не начнётся рецессия, Америка зафиксирует самый длинный непрерывный период экономического подъёма за всю свою историю.
Introductory Offer: Save 30% on PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
В экономической теории или историческом опыте нет ничего такого, что бы позволяло сделать вывод, будто экономический подъём умирает от старости или что рецессии начинаются спонтанно. Но периоды экономического подъёма действительно становятся подвержены болезням старости: высокие процентные ставки, рост цен на энергоносители, ускорение темпов инфляции или, наконец, банковские кризисы, спровоцированные внезапным падением нестабильно высоких цен на недвижимость. А если ни одного из этих экономических бедствий не случается, тогда политические лидеры могут обрести безрассудную сверхуверенность, ведущую к войнам, торговым конфликтам или серьёзным ошибкам в управлении бюджетом.
Некоторые из этих проблем начали возникать в 2018 году: повышение процентных ставок в США, бюджетное ужесточение в Италии и значительной части Европы, эскалация тарифной войны между США и Китаем, повышение цен на энергоносители по всему миру. И поэтому неудивительно, что в 2018 году темпы роста мировой экономики замедлились, а не ускорились, как предсказывало большинство экономистов (включая меня).
Впрочем, многие из тех сил, которые привели к замедлению темпов роста в прошлом году, сейчас разворачиваются в обратную сторону. Нефтяные цены упали, доходность по облигациям США вернулась практически туда же, где она была в начале 2018 года, торговые конфликты, похоже, стихают, а Китай смягчает макроэкономическую политику, по крайней мере, отчасти (и, по всей видимости, готов применить прямые стимулы, если экономика страны ослабнет ещё больше).
Описанные выше политические изменения и события очевидно стали ключевыми причинами рыночных шоков прошлого года. Например, январская коррекция и всплеск волатильность на фондовом рынке были явно вызваны страхами по поводу возможного перегрева экономики в США и повышения доходности облигаций. Как только тревоги относительно перегрева утихли, переоценка стоимости облигаций приняла весьма ограниченные масштабы, котировки акций по всему миру подскочили вверх, а доллар остался очень слабым. Тенденция слабого доллара и сильных мировых фондовых рынков резко развернулась в мае, когда по рынкам ударил идеальный шторм из трёх политических шоков (которые я считал наиболее вероятными): резкий рост цен на нефть в ожидании санкций против Ирана; тарифная война США и Китая; формирование правительства левых и правых популистов в Италии.
В октябре, когда эти политические риски ослабли, экономика развивающихся стран начала демонстрировать результаты лучше ожидавшихся, фондовые рынки повсюду (даже в Европе) стабилизировались, цены на нефть вернулись в коридор $60-65 (казавшийся стабильным до введения санкций), а укрепление доллара завершилось. Иными словами, рынки в целом явно двигались вслед за меняющимися политическими и макроэкономическими фундаментальными условиями, как вдруг в начале декабря всё внезапно пошло наперекосяк. В течение трёх последующих недель – вплоть до 24 декабря – индекс S&P 500 рухнул на 16% без каких-либо явных причин, цена нефти Brent упала с $61 до $50, доллар снова начал укрепляться, а доходность по десятилетним облигациям США снизилась с 3% до 2,7%.
Если все ключевые фундаментальные показатели указывали на то, что рост экономики в 2019 году может оказаться столь же сильным или даже более сильным, чем в 2018 году, почему тогда котировки акций и доходность облигаций внезапно рухнули в декабре? Может ли причина быть в том, что инвесторы оказались настолько смущены политическим хаосом, что отказались от любых попыток предугадать, что произойдёт дальше?
Если это так, тогда рынки перестали выполнять прогнозную функцию и лишь пассивно реагируют на последние события, просто экстраполируя их на цены. В мире, где «никто ничего не знает», инвесторы, по всей видимости, способны предсказывать будущее не лучше, чем магнаты Голливуда.