БЕРКЛИ – В недавней статье для журнала Vox, где изложены мои соображения по поводу новой торговой политики президента США Дональда Трампа, я особо отметил, что на такой «плохой» торговый договор, как Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА), можно возложить ответственность лишь за ничтожно малую долю потерянных рабочих мест в американской промышленности за последние 30 лет. Соглашением НАФТА, которое вступило в силу в декабре 1993 года, можно объяснить сокращение доли промышленности в общей занятости всего лишь на 0,1 процентного пункта, а между тем, в целом за 30 лет эта доля сократилась на 21,4 процентных пунктов.
Полвека назад американская экономика обеспечивала изобилие рабочих мест в промышленности для трудовых ресурсов, которые были отлично подготовлены, чтобы их занять. Сегодня многих из этих былых возможностей исчезли. И это, без сомнения, серьёзная проблема. Однако любой, кто заявляет, будто обвал уровня занятости в американской промышленности стал следствием «плохих» торговых соглашений, просто валяет дурака.
Факты, касающиеся спада занятости в американской промышленности, очевидны. И никакой «альтернативы» им нет. Главные виновники этого спада – рост производительности и ограниченный спрос, что привело к снижению доли несельскохозяйственных работников в промышленности с 30% в 1960-х годах до 12% поколение спустя. В дальнейшем эта доля ещё больше снизилась (до 9%) из-за ошибок в макроэкономической политике, особенно в эпоху Рейгана, когда высокие расходы дефицитного бюджета и излишне жёсткая монетарная политика вызвали резкое укрепление доллара, подорвав конкурентоспособность страны. После этого США отреклись от более подходящей им роли чистого экспортёра капиталов и финансов, а менее развитые страны превратились для них в чистый источник инвестиционных фондов. Наконец, экстраординарно быстрый подъём Китая привёл к снижению доли промышленных рабочих мест в общей занятости до 8,7%, а НАФТА довела эту долю до 8,6%.
Я обещал главному редактору журнала Vox Эзре Клейну статью объёмом 5000 слов на эту тему к концу сентября. В итоге я отправил ему 8000 слов в конце января, хотя эта статья всё равно не так совершенна и полна, как мне бы хотелось. Если вкратце, я доказываю в ней, что «плохие» торговые соглашения никак не влияют на проблему сокращения экономических возможностей, а также описываю то, как американская торговая (а фактически индустриальная) политика должна реагировать на ситуацию в промышленности.
Я также попытался объяснить, почему определённые группы, как слева, так и справа, давно зациклились на теме внешней торговли. Ещё в 1993 году я задавал лидерам профсоюзов, членам Конгресса, а также лоббистам, которые выступали против торговых соглашений, вопрос: почему они не тратят столько же энергии на решение других важных вопросов, в том числе тех, где гораздо легче найти общий язык.
Их непримиримая оппозиция остаётся для меня загадкой до сих пор. Лучшее, но только частичное, объяснение, которое я видел, начинается с безжалостного замечания философа Эрнеста Геллнера по поводу учёных с левыми взглядами. По мнению Геллнера, история пронеслась мимо них, когда националистическая и этническая политика стала вытеснять попытки организации политики вокруг классовой теории. Политические деятели, стремящиеся воспользоваться популистской энергетикой, делают это, потакая предубеждениям против иностранцев и начиная, тем самым, опасные игры с дьяволом. Впрочем, ещё раз, это лишь частичное объяснение и, в конечном счёте, неадекватное.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Что касается промышленной политики, то экономист Стивен Коэн и я доказываем в нашей книге «Конкретная экономика», вышедшей в 2016 году, что власти должны понять значение и активно начать использовать тесно связанные сообщества производителей США, их глубокие институциональные знания инженерного дела. Кроме того, США следует начать делать то, что полагается делать богатым странам: экспортировать капитал и добиваться профицита в торговле, чтобы финансировать индустриализацию в малоразвитых частях мира.
Как отмечают Ларри Саммерс из Гарвардского университета и Барри Эйхенгрин из Калифорнийского университета в Беркли, получается так, что экономическая стратегия Трампа (если так можно назвать его смутные и переменчивые заявления) как будто бы специально задумана для того, чтобы ещё больше снизить занятость в промышленности США. Политические приоритеты Трампа – бюджетные стимулы, снижение корпоративных налогов, возможный налог на импорт в форме так называемой «пограничной корректировки», давление на Федеральный резерв с целью повысить процентные ставки, – будут лишь помогать укреплению доллара. А это чёткий сигнал местным промышленным производителям: вы не нужны.
Конечно, Трамп не будет винить свою непоследовательную и контрпродуктивную политику в укреплении доллара. Он будет винить Китай и Мексику. И он будет не один. Сегодня в США на левом фланге есть люди, которые с такой же охотой, как и Трамп, возлагают на Мексику вину за весь спад занятости в промышленности за последние три десятилетия.
Это большая проблема для США и мира. А учитывая ту шовинистическую политику, которой обычно сопровождается протекционизм (а это главные элементы бренда Трампа), можно даже сказать очень большая, или «bigly», как выражается Трамп.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Recent demonstrations in Gaza have pushed not only for an end to the war, but also for an end to Hamas's rule, thus echoing Israel's own stated objectives. Yet the Israeli government, consumed by its own internal politics, has barely acknowledged this unprecedentedly positive development.
underscores the unprecedented nature of recent demonstrations in the war-ravaged enclave.
БЕРКЛИ – В недавней статье для журнала Vox, где изложены мои соображения по поводу новой торговой политики президента США Дональда Трампа, я особо отметил, что на такой «плохой» торговый договор, как Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА), можно возложить ответственность лишь за ничтожно малую долю потерянных рабочих мест в американской промышленности за последние 30 лет. Соглашением НАФТА, которое вступило в силу в декабре 1993 года, можно объяснить сокращение доли промышленности в общей занятости всего лишь на 0,1 процентного пункта, а между тем, в целом за 30 лет эта доля сократилась на 21,4 процентных пунктов.
Полвека назад американская экономика обеспечивала изобилие рабочих мест в промышленности для трудовых ресурсов, которые были отлично подготовлены, чтобы их занять. Сегодня многих из этих былых возможностей исчезли. И это, без сомнения, серьёзная проблема. Однако любой, кто заявляет, будто обвал уровня занятости в американской промышленности стал следствием «плохих» торговых соглашений, просто валяет дурака.
Факты, касающиеся спада занятости в американской промышленности, очевидны. И никакой «альтернативы» им нет. Главные виновники этого спада – рост производительности и ограниченный спрос, что привело к снижению доли несельскохозяйственных работников в промышленности с 30% в 1960-х годах до 12% поколение спустя. В дальнейшем эта доля ещё больше снизилась (до 9%) из-за ошибок в макроэкономической политике, особенно в эпоху Рейгана, когда высокие расходы дефицитного бюджета и излишне жёсткая монетарная политика вызвали резкое укрепление доллара, подорвав конкурентоспособность страны. После этого США отреклись от более подходящей им роли чистого экспортёра капиталов и финансов, а менее развитые страны превратились для них в чистый источник инвестиционных фондов. Наконец, экстраординарно быстрый подъём Китая привёл к снижению доли промышленных рабочих мест в общей занятости до 8,7%, а НАФТА довела эту долю до 8,6%.
Я обещал главному редактору журнала Vox Эзре Клейну статью объёмом 5000 слов на эту тему к концу сентября. В итоге я отправил ему 8000 слов в конце января, хотя эта статья всё равно не так совершенна и полна, как мне бы хотелось. Если вкратце, я доказываю в ней, что «плохие» торговые соглашения никак не влияют на проблему сокращения экономических возможностей, а также описываю то, как американская торговая (а фактически индустриальная) политика должна реагировать на ситуацию в промышленности.
Я также попытался объяснить, почему определённые группы, как слева, так и справа, давно зациклились на теме внешней торговли. Ещё в 1993 году я задавал лидерам профсоюзов, членам Конгресса, а также лоббистам, которые выступали против торговых соглашений, вопрос: почему они не тратят столько же энергии на решение других важных вопросов, в том числе тех, где гораздо легче найти общий язык.
Их непримиримая оппозиция остаётся для меня загадкой до сих пор. Лучшее, но только частичное, объяснение, которое я видел, начинается с безжалостного замечания философа Эрнеста Геллнера по поводу учёных с левыми взглядами. По мнению Геллнера, история пронеслась мимо них, когда националистическая и этническая политика стала вытеснять попытки организации политики вокруг классовой теории. Политические деятели, стремящиеся воспользоваться популистской энергетикой, делают это, потакая предубеждениям против иностранцев и начиная, тем самым, опасные игры с дьяволом. Впрочем, ещё раз, это лишь частичное объяснение и, в конечном счёте, неадекватное.
Introductory Offer: Save 30% on PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Что касается промышленной политики, то экономист Стивен Коэн и я доказываем в нашей книге «Конкретная экономика», вышедшей в 2016 году, что власти должны понять значение и активно начать использовать тесно связанные сообщества производителей США, их глубокие институциональные знания инженерного дела. Кроме того, США следует начать делать то, что полагается делать богатым странам: экспортировать капитал и добиваться профицита в торговле, чтобы финансировать индустриализацию в малоразвитых частях мира.
Как отмечают Ларри Саммерс из Гарвардского университета и Барри Эйхенгрин из Калифорнийского университета в Беркли, получается так, что экономическая стратегия Трампа (если так можно назвать его смутные и переменчивые заявления) как будто бы специально задумана для того, чтобы ещё больше снизить занятость в промышленности США. Политические приоритеты Трампа – бюджетные стимулы, снижение корпоративных налогов, возможный налог на импорт в форме так называемой «пограничной корректировки», давление на Федеральный резерв с целью повысить процентные ставки, – будут лишь помогать укреплению доллара. А это чёткий сигнал местным промышленным производителям: вы не нужны.
Конечно, Трамп не будет винить свою непоследовательную и контрпродуктивную политику в укреплении доллара. Он будет винить Китай и Мексику. И он будет не один. Сегодня в США на левом фланге есть люди, которые с такой же охотой, как и Трамп, возлагают на Мексику вину за весь спад занятости в промышленности за последние три десятилетия.
Это большая проблема для США и мира. А учитывая ту шовинистическую политику, которой обычно сопровождается протекционизм (а это главные элементы бренда Трампа), можно даже сказать очень большая, или «bigly», как выражается Трамп.