ПАРИЖ. По мере приближения дня прибытия Барака Обамы в Швецию для того, чтобы получить свою Нобелевскую премию, подготовка к празднованиям открывает страшную правду: европейское восхищение своим идеалом американского президента не встречает взаимности. Обама, конечно, не поминает европейцев лихом. Однако он быстро научился относиться к ним именно таким образом, который кажется им самым нестерпимым – с безразличием.
Мы входим в пост-американский мир – мир после короткого момента глобального доминирования Америки. Администрация Обамы это понимает и ответила на это тем, что она называет «многосторонней стратегией». Будет ли это Китай для глобальной экономики или Россия для ядерного разоружения, США сейчас будут работать со всеми, кто может помочь им получить желаемые результаты – таким образом обеспечивая сохранение статуса «незаменимой нации».
При этом не подразумевается отрицание или изгнание европейцев. Американцы понимают, что Европа, как другой главный хранитель демократической легитимности, благосостояния и военной мощи, обладает большим потенциалом как партнер. Обама высказал эту идею во время своей первой поездки в Европу в качестве президента на саммите НАТО в апреле. Однако, если Европа не сможет дать нужный ответ, Обама будет искать партнеров, которые ему нужны, и в других местах, не связывая себе руки тревожными заклинаниями европейцев об «особенных отношениях» или «ценностях атлантического сообщества».
Подход Обамы, по его собственному признанию, прагматичен. Его высказывание, что отношения США и Китая будут определять двадцать первый век, было не заявлением о преференциях, а признанием реальности.
Все это является жестоким потрясением для Европы. Конец двадцатого века так хорошо сработал в пользу европейцев. В обмен на политическую солидарность США защищали их и дали им роль младших товарищей в управлении миром.
Отношения, сформированные в таких дружественных обстоятельствах, умирают тяжело. И через 20 лет после распада Советского Союза, когда Россия тратит только половину от того, что европейцы тратят на оборону, – Европа, тем не менее, все еще считает, что ее безопасность зависит от американской протекции. В том же духе европейцы решительно отказываются признать тот факт, что у США легитимно могут быть другие геополитические интересы – таким образом, когда политика США отличается от их собственной, европейцы предполагают, что американцы просто напутали и что им очевидно нужен мудрый совет европейцев, чтобы направить их на верный путь.
Подобный тип мышления, естественно, высоко оценивает близкие и гармоничные трансатлантические отношения, настолько, что для европейцев близость и гармония становятся самоцелью, без связи с тем, к каким результатам они могут привести. Вкратце, европейцы фетишируют трансатлантические отношения.
В отношении России и Китая страны-члены Европейского Союза, как правило, признают, что, несмотря на трудности, на практике хотелось бы иметь более сплоченную европейскую позицию. Однако такого признания нет в отношении к США. Напротив, кажется, что европейская элита считает, что «сплочение» перед США было бы ошибочным.
Таким образом, для большинства европейских государств трансатлантические отношения в первую очередь касаются НАТО и их двусторонних связей с США. Кроме того, не только британцы считают, что у них есть «особенные отношения»; большинство стран-членов ЕС предпочитают считать, что у них есть особенный «подход» к Америке, который им обеспечивает особое влияние. Соответственно, преобладают скорее национальные, чем коллективные подходы к господству США, в основном основанные на стратегиях интеграции – каждое европейское государство старается представить себя более полезным, или, по крайней мере, более симпатичным, чем его европейские конкуренты.
С американской перспективы это часто может быть полезным. Если европейцы хотят быть разделенными и управляемыми кем-то, то США с радостью готовы сделать одолжение. Америка может выждать время для принятия решения по новой стратегии в Афганистане, не рассматривая позиции европейцев, несмотря на присутствие более чем 30-тысячного европейского контингента в этой стране. Подобным же образом, США устраивает, что Европа будет оставаться на втором плане в решении конфликта между Израилем и Палестиной, в то же время выделяя 1 миллиард евро в год на финансирование патовой ситуации.
Тем не менее, несмотря на эти преимущества, Америка раздражается постоянными протестами европейцев в отношении доступа и внимания. Подобную потребность в поддержке можно было бы легко терпеть, если бы она сопровождалась большей готовностью предпринимать реальные действия. Все эти такие разные европейцы готовы красиво говорить, однако совсем немногие готовы запачкать свои руки. С точки зрения Вашингтона, требование внимания со стороны европейцев и при этом уход от ответственности выглядит инфантильным.
Если бы только европейцы могли бы научиться общаться с Америкой в один голос. Нет недостатка в идеях о том, как можно этому способствовать посредством новых процессов и форумов для стратегического диалога между США и ЕС. Однако проблема заключается в политической психологии, а не институциональном устройстве. Эту проблему можно решить только в том случае, если европейцы будут критически оценивать мир в процессе его изменения, решат, что позволение другим определять будущий мир – совсем не оптимальное решение, и будут вырабатывать отношения и поведение пост-американской Европы.
Для этого требуется Европа, которая твердо знает, чего хочет, таким образом выстраивая свой подход к США – и к другому миру – с более ясным взглядом и более здравым умом. Странам-членам ЕС нужно будет научиться обсуждать большие геополитические проблемы – начиная с собственной безопасности – как европейцы в рамках ЕС. Они не всегда будут находить согласие между собой. Когда они смогут это сделать, у них будет больше шансов защитить свои собственные интересы – а также они смогут действовать, как более доверенный и влиятельный партнер для США по многим международным проблемам, в которых интересы США и Европы совпадают.
США бы предпочли именно такую Европу. Однако ожидания Америки настолько низки, что они почти не заботятся об этом. Пост-американские европейцы должны стряхнуть свое привычное почтение и самоуспокоенность в отношении США – или примириться с заслуженным американским безразличием.
ПАРИЖ. По мере приближения дня прибытия Барака Обамы в Швецию для того, чтобы получить свою Нобелевскую премию, подготовка к празднованиям открывает страшную правду: европейское восхищение своим идеалом американского президента не встречает взаимности. Обама, конечно, не поминает европейцев лихом. Однако он быстро научился относиться к ним именно таким образом, который кажется им самым нестерпимым – с безразличием.
Мы входим в пост-американский мир – мир после короткого момента глобального доминирования Америки. Администрация Обамы это понимает и ответила на это тем, что она называет «многосторонней стратегией». Будет ли это Китай для глобальной экономики или Россия для ядерного разоружения, США сейчас будут работать со всеми, кто может помочь им получить желаемые результаты – таким образом обеспечивая сохранение статуса «незаменимой нации».
При этом не подразумевается отрицание или изгнание европейцев. Американцы понимают, что Европа, как другой главный хранитель демократической легитимности, благосостояния и военной мощи, обладает большим потенциалом как партнер. Обама высказал эту идею во время своей первой поездки в Европу в качестве президента на саммите НАТО в апреле. Однако, если Европа не сможет дать нужный ответ, Обама будет искать партнеров, которые ему нужны, и в других местах, не связывая себе руки тревожными заклинаниями европейцев об «особенных отношениях» или «ценностях атлантического сообщества».
Подход Обамы, по его собственному признанию, прагматичен. Его высказывание, что отношения США и Китая будут определять двадцать первый век, было не заявлением о преференциях, а признанием реальности.
Все это является жестоким потрясением для Европы. Конец двадцатого века так хорошо сработал в пользу европейцев. В обмен на политическую солидарность США защищали их и дали им роль младших товарищей в управлении миром.
Отношения, сформированные в таких дружественных обстоятельствах, умирают тяжело. И через 20 лет после распада Советского Союза, когда Россия тратит только половину от того, что европейцы тратят на оборону, – Европа, тем не менее, все еще считает, что ее безопасность зависит от американской протекции. В том же духе европейцы решительно отказываются признать тот факт, что у США легитимно могут быть другие геополитические интересы – таким образом, когда политика США отличается от их собственной, европейцы предполагают, что американцы просто напутали и что им очевидно нужен мудрый совет европейцев, чтобы направить их на верный путь.
BLACK FRIDAY SALE: Subscribe for as little as $34.99
Subscribe now to gain access to insights and analyses from the world’s leading thinkers – starting at just $34.99 for your first year.
Subscribe Now
Подобный тип мышления, естественно, высоко оценивает близкие и гармоничные трансатлантические отношения, настолько, что для европейцев близость и гармония становятся самоцелью, без связи с тем, к каким результатам они могут привести. Вкратце, европейцы фетишируют трансатлантические отношения.
В отношении России и Китая страны-члены Европейского Союза, как правило, признают, что, несмотря на трудности, на практике хотелось бы иметь более сплоченную европейскую позицию. Однако такого признания нет в отношении к США. Напротив, кажется, что европейская элита считает, что «сплочение» перед США было бы ошибочным.
Таким образом, для большинства европейских государств трансатлантические отношения в первую очередь касаются НАТО и их двусторонних связей с США. Кроме того, не только британцы считают, что у них есть «особенные отношения»; большинство стран-членов ЕС предпочитают считать, что у них есть особенный «подход» к Америке, который им обеспечивает особое влияние. Соответственно, преобладают скорее национальные, чем коллективные подходы к господству США, в основном основанные на стратегиях интеграции – каждое европейское государство старается представить себя более полезным, или, по крайней мере, более симпатичным, чем его европейские конкуренты.
С американской перспективы это часто может быть полезным. Если европейцы хотят быть разделенными и управляемыми кем-то, то США с радостью готовы сделать одолжение. Америка может выждать время для принятия решения по новой стратегии в Афганистане, не рассматривая позиции европейцев, несмотря на присутствие более чем 30-тысячного европейского контингента в этой стране. Подобным же образом, США устраивает, что Европа будет оставаться на втором плане в решении конфликта между Израилем и Палестиной, в то же время выделяя 1 миллиард евро в год на финансирование патовой ситуации.
Тем не менее, несмотря на эти преимущества, Америка раздражается постоянными протестами европейцев в отношении доступа и внимания. Подобную потребность в поддержке можно было бы легко терпеть, если бы она сопровождалась большей готовностью предпринимать реальные действия. Все эти такие разные европейцы готовы красиво говорить, однако совсем немногие готовы запачкать свои руки. С точки зрения Вашингтона, требование внимания со стороны европейцев и при этом уход от ответственности выглядит инфантильным.
Если бы только европейцы могли бы научиться общаться с Америкой в один голос. Нет недостатка в идеях о том, как можно этому способствовать посредством новых процессов и форумов для стратегического диалога между США и ЕС. Однако проблема заключается в политической психологии, а не институциональном устройстве. Эту проблему можно решить только в том случае, если европейцы будут критически оценивать мир в процессе его изменения, решат, что позволение другим определять будущий мир – совсем не оптимальное решение, и будут вырабатывать отношения и поведение пост-американской Европы.
Для этого требуется Европа, которая твердо знает, чего хочет, таким образом выстраивая свой подход к США – и к другому миру – с более ясным взглядом и более здравым умом. Странам-членам ЕС нужно будет научиться обсуждать большие геополитические проблемы – начиная с собственной безопасности – как европейцы в рамках ЕС. Они не всегда будут находить согласие между собой. Когда они смогут это сделать, у них будет больше шансов защитить свои собственные интересы – а также они смогут действовать, как более доверенный и влиятельный партнер для США по многим международным проблемам, в которых интересы США и Европы совпадают.
США бы предпочли именно такую Европу. Однако ожидания Америки настолько низки, что они почти не заботятся об этом. Пост-американские европейцы должны стряхнуть свое привычное почтение и самоуспокоенность в отношении США – или примириться с заслуженным американским безразличием.