ЛОНДОН – «Никогда не позволяйте кризису пройти впустую». Таким всегда был один из главных принципов Евросоюза. А что если одновременно начались пять кризисов? Сегодня ЕС переживает «мультикризис» (как выразился вице-председатель Еврокомиссии Франс Тиммерманс): Брексит, наплыв беженцев, политика сокращения бюджетных расходов, геополитические угрозы с востока и юга, «антилиберальные демократии» в Центральной Европе. Эти кризисы могут и не пройти впустую – ЕС сам может стать из-за них пустышкой.
В таком варианте Брексит сыграет роль детонатора уничтожения Евросоюза. Легитимизировав концепцию распада ЕС и, следовательно, превратив фантазии политических экстремистов в реалистичный сценарий для европейской политики, Брексит грозит запуском неостановимого процесса дезинтеграции. Это преобразит и экономику, поскольку во время следующего кризиса евро Европейский центральный банк будут парализован: ЕЦБ всегда победит любых рыночных спекулянтов, но он бессилен против избирателей, требующих развала ЕС.
Всё это означает, что Евросоюзу нужно срочно загнать джинна дезинтеграции обратно в бутылку. Для этого нужно убедить Британию изменить мнение о Европе. Согласно общепринятым взглядам по обе стороны Ла-Манша, это невозможно. Но в наши дни в политике происходит множество «невозможного».
Большинство на референдуме 23 июня оказалось значительно меньшим, чем на шотландском референдуме о независимости в 2014 году или на референдумах в Ирландии, Дании и Нидерландах, где были отвергнуты договоры ЕС (позднее результаты этих референдумов были пересмотрены). Ещё важнее то, что у 52% избирателей, проголосовавших за Брексит, были совершенно разные цели. Одни были готовы пойти на экономические жертвы ради «жёсткого Брексита» (полное отделение от Европы), а другие рассчитывали на «мягкий Брексит» с минимальными последствиями для британской экономики.
Согласно данным опросов после референдума, 75% проголосовавших за выход из ЕС считают, что экономика Британии либо станет сильнее благодаря Брекситу, либо он на неё никак не повлияет, а 80% уверены, что своими голосами они помогли правительству получить больше денег, которые пойдут на здравоохранение и другие госуслуги. Сторонники Брексита настроены так оптимистично, потому что им пообещали (в первую очередь нынешний министр иностранных дел Борис Джонсон), будто Британия сможет убить двух зайцев – заключить новый договор с ЕС, сохранив все экономические выгоды членства в союзе, но без каких-либо обязательств или затрат.
Когда эти ожидания не оправдаются, общественное мнение изменится. Уже сейчас 66% избирателей говорят, что сохранение доступа к общему рынку ЕС намного важнее, чем ограничение иммиграции, если уж Британия не может получить и то, и другое. Это напрямую противоречит заявленным приоритетам премьер-министра Терезы Мэй. И этим, видимо, объясняются причины её отказа обсуждать свою стратегию проведения Брексита.
At a time of escalating global turmoil, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided.
Subscribe to Digital or Digital Plus now to secure your discount.
Subscribe Now
Ожидаемый обществом вариант Брексита, экономически безвредный и мягкий, невозможно совместить с отрицанием любых обязательств перед ЕС, как этого требует часть Консервативной партии, выступающая за «жёсткий Брексит». В результате, Мэй никогда не сможет выиграть. Какой бы курс она не выбрала, она в любом случае поссорится с половиной собственной партии и значительной частью сторонников Брексита, не говоря уже о тех 48% избирателей, которые хотят остаться в ЕС.
Как только начнётся это контрдвижение, множество амбициозных консервативных политиков, которых Мэй вычистила из правительства, с готовностью им воспользуются. Джордж Осборн, уволенный с поста министра финансов, как только Мэй стала премьером, уже бросил перчатку, оспорив демократический мандат премьера: «Брексит получил большинство голосов. А жёсткий вариант Брексита – нет». Даже слабость британских оппозиционных партий работает против Мэй, поскольку внутренние оппоненты могут спокойно строить против неё козни, прекрасно понимая, что партия не потеряет власть.
Всё это означает, что британская политика станет очень переменчивой, по мере ухудшения ситуации в экономике и постепенного изменения настроений избирателей. Евросоюз должен поощрять это раскаяние. Следует прекратить говорить о Брексите как о неизбежности, а вместо этого надо предложить возможность компромисса, учитывающего тревоги британских избирателей, но только при условии, что Британия останется в ЕС.
Очевидным способом решения этой задачи является подписание общеевропейского соглашения о расширении национальных полномочий в вопросах иммиграции и других символических сферах, связанных с национальным суверенитетом. Такое соглашение не следует рассматривать как уступку британским шантажистам: оно будет применяться ко всем странам ЕС и станет ответом на тревоги избирателей во многих странах ЕС.
Завоевав авторитет своей реакцией на демократическое давление, Евросоюз мог бы вернуть себе общеевропейскую поддержку. Но избиратели получат такой позитивный сигнал, только если европейские лидеры сумеют вновь вспомнить о навыках прагматичных компромиссов и межправительственных уступок, которые когда-то был отличительной чертой дипломатии ЕС.
Во-первых, для снятия напряжённости в кризисах, вызванных Брекситом и беженцами, потребуется несколько умеренных изменений в правилах иммиграции и соцобеспечения. Такие реформы будут популярны практически во всех странах ЕС и не вступят в противоречие с базовыми принципами Евросоюза: они сохранят право на работу в любой стране ЕС, но вернут национальным правительствам контроль в сфере неэкономической миграции и социальных выплат.
Во-вторых, взаимосвязь кризисов, связанных с беженцами и евро, требует введения новых бюджетных правил. Заниматься иммигрантами дорого. В идеале эта работа должна финансировать за счёт взаимно гарантированных облигаций Евросоюза. В качестве альтернативы, средиземноморским странам можно предложить бюджетные послабления в обмен на принятие ответственности за иммиграционный контроль на внешней границе ЕС.
В-третьих, необходимость проведения иммиграционной реформы на фоне существования «антилиберальных демократий» в странах Центральной Европы означает, что надо менять приоритеты в расходах и внешней политике ЕС. Польша и другие страны согласятся на ограничение мобильности своих граждан только при условии, если им предложат дополнительное структурное финансирование и укрепление сотрудничества в сфере безопасности. Такие стимулы, в свою очередь, создадут больше рычагов, позволяющих гарантировать соблюдение прав человека.
Наконец, восстановление демократической легитимности ЕС означает прекращение институциональных трений между еврозоной и остальными странами ЕС. Власти Евросоюза должны признать, что многие страны ЕС никогда не вступят в зону евро. Это означает, что пора прекратить рассуждения на тему «Европы двух скоростей», в которой все страны – одни медленно, другие быстро – движутся к «всё более тесному союзу» с единой валютой. Вместо этого, Евросоюзу нужно принять новую форму двух концентрических кругов: внутреннее ядро стран, готовых к углублению интеграции, и внешний круг стран, чьи избиратели не заинтересованы в единой валюте и в едином бюджетном пространстве.
Такие реформы могут показаться невозможными, однако до голосования за Брексит дезинтеграция Евросоюза тоже казалась невозможной. В революционные периоды невозможное может стать неизбежным в течение всего нескольких месяцев. На этой неделе бывший президент Франции Николя Саркози неожиданно призвал к заключению нового европейского договора и проведению второго британского референдума по вопросу о членстве в ЕС. Новый революционный период в Европе уже начался.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
US President Donald Trump’s import tariffs have triggered a wave of retaliatory measures, setting off a trade war with key partners and raising fears of a global downturn. But while Trump’s protectionism and erratic policy shifts could have far-reaching implications, the greatest victim is likely to be the United States itself.
warns that the new administration’s protectionism resembles the strategy many developing countries once tried.
It took a pandemic and the threat of war to get Germany to dispense with the two taboos – against debt and monetary financing of budgets – that have strangled its governments for decades. Now, it must join the rest of Europe in offering a positive vision of self-sufficiency and an “anti-fascist economic policy.”
welcomes the apparent departure from two policy taboos that have strangled the country's investment.
ЛОНДОН – «Никогда не позволяйте кризису пройти впустую». Таким всегда был один из главных принципов Евросоюза. А что если одновременно начались пять кризисов? Сегодня ЕС переживает «мультикризис» (как выразился вице-председатель Еврокомиссии Франс Тиммерманс): Брексит, наплыв беженцев, политика сокращения бюджетных расходов, геополитические угрозы с востока и юга, «антилиберальные демократии» в Центральной Европе. Эти кризисы могут и не пройти впустую – ЕС сам может стать из-за них пустышкой.
В таком варианте Брексит сыграет роль детонатора уничтожения Евросоюза. Легитимизировав концепцию распада ЕС и, следовательно, превратив фантазии политических экстремистов в реалистичный сценарий для европейской политики, Брексит грозит запуском неостановимого процесса дезинтеграции. Это преобразит и экономику, поскольку во время следующего кризиса евро Европейский центральный банк будут парализован: ЕЦБ всегда победит любых рыночных спекулянтов, но он бессилен против избирателей, требующих развала ЕС.
Всё это означает, что Евросоюзу нужно срочно загнать джинна дезинтеграции обратно в бутылку. Для этого нужно убедить Британию изменить мнение о Европе. Согласно общепринятым взглядам по обе стороны Ла-Манша, это невозможно. Но в наши дни в политике происходит множество «невозможного».
Большинство на референдуме 23 июня оказалось значительно меньшим, чем на шотландском референдуме о независимости в 2014 году или на референдумах в Ирландии, Дании и Нидерландах, где были отвергнуты договоры ЕС (позднее результаты этих референдумов были пересмотрены). Ещё важнее то, что у 52% избирателей, проголосовавших за Брексит, были совершенно разные цели. Одни были готовы пойти на экономические жертвы ради «жёсткого Брексита» (полное отделение от Европы), а другие рассчитывали на «мягкий Брексит» с минимальными последствиями для британской экономики.
Согласно данным опросов после референдума, 75% проголосовавших за выход из ЕС считают, что экономика Британии либо станет сильнее благодаря Брекситу, либо он на неё никак не повлияет, а 80% уверены, что своими голосами они помогли правительству получить больше денег, которые пойдут на здравоохранение и другие госуслуги. Сторонники Брексита настроены так оптимистично, потому что им пообещали (в первую очередь нынешний министр иностранных дел Борис Джонсон), будто Британия сможет убить двух зайцев – заключить новый договор с ЕС, сохранив все экономические выгоды членства в союзе, но без каких-либо обязательств или затрат.
Когда эти ожидания не оправдаются, общественное мнение изменится. Уже сейчас 66% избирателей говорят, что сохранение доступа к общему рынку ЕС намного важнее, чем ограничение иммиграции, если уж Британия не может получить и то, и другое. Это напрямую противоречит заявленным приоритетам премьер-министра Терезы Мэй. И этим, видимо, объясняются причины её отказа обсуждать свою стратегию проведения Брексита.
Winter Sale: Save 40% on a new PS subscription
At a time of escalating global turmoil, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided.
Subscribe to Digital or Digital Plus now to secure your discount.
Subscribe Now
Ожидаемый обществом вариант Брексита, экономически безвредный и мягкий, невозможно совместить с отрицанием любых обязательств перед ЕС, как этого требует часть Консервативной партии, выступающая за «жёсткий Брексит». В результате, Мэй никогда не сможет выиграть. Какой бы курс она не выбрала, она в любом случае поссорится с половиной собственной партии и значительной частью сторонников Брексита, не говоря уже о тех 48% избирателей, которые хотят остаться в ЕС.
Как только начнётся это контрдвижение, множество амбициозных консервативных политиков, которых Мэй вычистила из правительства, с готовностью им воспользуются. Джордж Осборн, уволенный с поста министра финансов, как только Мэй стала премьером, уже бросил перчатку, оспорив демократический мандат премьера: «Брексит получил большинство голосов. А жёсткий вариант Брексита – нет». Даже слабость британских оппозиционных партий работает против Мэй, поскольку внутренние оппоненты могут спокойно строить против неё козни, прекрасно понимая, что партия не потеряет власть.
Всё это означает, что британская политика станет очень переменчивой, по мере ухудшения ситуации в экономике и постепенного изменения настроений избирателей. Евросоюз должен поощрять это раскаяние. Следует прекратить говорить о Брексите как о неизбежности, а вместо этого надо предложить возможность компромисса, учитывающего тревоги британских избирателей, но только при условии, что Британия останется в ЕС.
Очевидным способом решения этой задачи является подписание общеевропейского соглашения о расширении национальных полномочий в вопросах иммиграции и других символических сферах, связанных с национальным суверенитетом. Такое соглашение не следует рассматривать как уступку британским шантажистам: оно будет применяться ко всем странам ЕС и станет ответом на тревоги избирателей во многих странах ЕС.
Завоевав авторитет своей реакцией на демократическое давление, Евросоюз мог бы вернуть себе общеевропейскую поддержку. Но избиратели получат такой позитивный сигнал, только если европейские лидеры сумеют вновь вспомнить о навыках прагматичных компромиссов и межправительственных уступок, которые когда-то был отличительной чертой дипломатии ЕС.
Во-первых, для снятия напряжённости в кризисах, вызванных Брекситом и беженцами, потребуется несколько умеренных изменений в правилах иммиграции и соцобеспечения. Такие реформы будут популярны практически во всех странах ЕС и не вступят в противоречие с базовыми принципами Евросоюза: они сохранят право на работу в любой стране ЕС, но вернут национальным правительствам контроль в сфере неэкономической миграции и социальных выплат.
Во-вторых, взаимосвязь кризисов, связанных с беженцами и евро, требует введения новых бюджетных правил. Заниматься иммигрантами дорого. В идеале эта работа должна финансировать за счёт взаимно гарантированных облигаций Евросоюза. В качестве альтернативы, средиземноморским странам можно предложить бюджетные послабления в обмен на принятие ответственности за иммиграционный контроль на внешней границе ЕС.
В-третьих, необходимость проведения иммиграционной реформы на фоне существования «антилиберальных демократий» в странах Центральной Европы означает, что надо менять приоритеты в расходах и внешней политике ЕС. Польша и другие страны согласятся на ограничение мобильности своих граждан только при условии, если им предложат дополнительное структурное финансирование и укрепление сотрудничества в сфере безопасности. Такие стимулы, в свою очередь, создадут больше рычагов, позволяющих гарантировать соблюдение прав человека.
Наконец, восстановление демократической легитимности ЕС означает прекращение институциональных трений между еврозоной и остальными странами ЕС. Власти Евросоюза должны признать, что многие страны ЕС никогда не вступят в зону евро. Это означает, что пора прекратить рассуждения на тему «Европы двух скоростей», в которой все страны – одни медленно, другие быстро – движутся к «всё более тесному союзу» с единой валютой. Вместо этого, Евросоюзу нужно принять новую форму двух концентрических кругов: внутреннее ядро стран, готовых к углублению интеграции, и внешний круг стран, чьи избиратели не заинтересованы в единой валюте и в едином бюджетном пространстве.
Такие реформы могут показаться невозможными, однако до голосования за Брексит дезинтеграция Евросоюза тоже казалась невозможной. В революционные периоды невозможное может стать неизбежным в течение всего нескольких месяцев. На этой неделе бывший президент Франции Николя Саркози неожиданно призвал к заключению нового европейского договора и проведению второго британского референдума по вопросу о членстве в ЕС. Новый революционный период в Европе уже начался.