МИЛАН – В последние годы формирование устойчивости стало своеобразной мантрой, особенно во время пандемии Covid-19. Но действия, направленные на повышение уровня экономической безопасности и диверсификацию, были медленными. Впрочем, теперь, после вторжения России в Украину, ситуация может измениться.
На протяжении десятилетий после Второй мировой войны участники экономики во всём мире искренне – и со временем всё больше – верили в широкую международную приверженность сравнительно открытой глобальной экономике. В отличие от отдалённого прошлого, когда страны регулярно начинали войны для защиты своих экономических интересов, власти мало тревожились о возможности произвольного или политически мотивированного отказа в доступе к критическим ресурсам или рынкам. Они могли сузить спектр своей озабоченности такими проблемами, как экономические риски, вызванные изменениями условий спроса и предложения и иногда сильными колебаниями цен.
Однако противоречия, трения и блокировки в глобальных производственных цепочках во время пандемии начали ослаблять эту веру. Цены и рынки не играли основную роль при распределении вакцин. Кроме того, Китай, США и другие страны стали воздвигать высокие барьеры на пути доступа к рынку иностранных технологических фирм (прежде всего, из стран-соперников), ссылаясь на озабоченность вопросами национальной безопасности.
Если говорить шире, экономические и финансовые санкции превратились во внешнеполитическое оружие, используемое по собственному выбору, особенно в США. И поэтому не стоит удивляться, что именно санкции стали главной реакцией Запада на украинский кризис, особенно если учесть вероятность, что Россия сочтёт любое прямое военное вмешательство НАТО в Украину объявлением войны. США и Евросоюз быстро приняли решения о том, чтобы отрезать крупнейшие российские банки от международных транзакций, отключив их от системы финансовых сообщений SWIFT, а теперь ещё и заморозили активы Центрального банка России.
Поскольку экономика России уже начала пошатываться, сегодня совершенно ясно, что экономическая безопасность страны зависит от её общих отношений с торговыми партнёрами, которые должны быть вполне надёжными и предсказуемыми. Тем самым возникают серьёзные краткосрочные проблемы, особенно для Евросоюза, который находится в незавидном положении тяжёлой зависимости от импорта российских энергоресурсов.
На сегодня Россия поставляет почти 40% европейского природного газа. Страх потерять эти поставки серьёзно сдерживает экономическую реакцию Запада на вторжение в Украину. Например, изначально крупнейшие страны ЕС возражали против исключения России из SWIFT, а когда решение было принято, пострадали лишь несколько специально «отобранных» банков.
At a time when democracy is under threat, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided. Subscribe now and save $50 on a new subscription.
Subscribe Now
В то же время Россия зависит от продолжения закупок газа Евросоюзом. И поэтому, наверное, самое мощное экономическое оружие, имеющееся в арсенале Запада, – это оружие, которое ЕС не может использовать, не нанеся серьёзного вреда самому себе. Результат похож на «взаимно гарантированное уничтожение», которое мир уже давно использует для сдерживания ядерных атак.
Как признал на прошлой неделе премьер-министр Марио Драги, «события этих дней показывают, что было неразумно не заниматься более активно диверсификацией наших источников энергоресурсов и наших поставщиков на протяжении последних десятилетий». Действительно, Европа, похоже, оказалась загнана в энергетический угол, хотя не связанные с ТЭК санкции, несомненно, весьма суровы, и их можно ещё больше ужесточить. В любом случае издержки любых санкций, включая изоляцию России от глобальных рынков и потерю ею доступа к товарам и технологиям, в значительной мере будут зависеть от степени поддержки России Китаем.
Пока что европейским лидерам придётся просто решать надвигающиеся проблемы. Но для повышения долгосрочной безопасности европейских стран во всё более турбулентном мире они просто обязаны включить идею формирования экономической устойчивости (достигаемой с помощью диверсификации) в свои внешнеполитические стратегии.
В сфере энергетики Европа может последовать примеру Японии, которая тоже полностью зависима от импортного ископаемого топлива. Япония получает нефть от нескольких стран на Ближнем Востоке, а газ в виде сжиженного природного газа (СПГ) из Австралии, Малайзии, Катара, России, США и других стран, причём наибольшая доля у Австралии (27%). Если бы у Европы структура закупок энергоресурсов выглядела больше похожей на японскую, тогда расклад издержек в нынешней игре России и Запада выглядел бы совершенно иначе, а Европа имела бы возможность наносить асимметричный ущерб России с помощью санкций, связанных с энергетикой.
Ценность диверсификации повышается вместе с масштабом грозящих рисков, которые сравнительно мало коррелируют между собой. Кто-то может указать, что подобная диверсификация дорого обходится, в том числе и потому, что она снижает эффективность. Такие издержки могут показаться ненужными в стабильной среде с низкими рисками, но мы не живём в такой среде. В современном мире затраты на диверсификацию меркнут на фоне потенциальных – и вполне вероятных – затрат, вызванных различными сбоями. Когда существуют значительные и не вполне коррелируемые риски, диверсификация становится наилучшей стратегией.
Это касается не только импорта. Поскольку может быть перекрыт доступ к рынкам (Китай в этом лично убедился в период правления президента США Дональда Трампа), государства должны также стараться диверсифицировать свои экспортные рынки. Хотя трудно проводить диверсификацию, сокращая долю стран с такой крупной экономикой, как у США или Китая, в этом направлении можно двигаться.
Конечно, наиболее срочный императив – диверсификация и уход от непредсказуемых торговых партнёров. Партнёры, правила взаимодействия с которыми чётко согласованы и которые, скорее всего, останутся стабильными, создают намного меньше рисков, что снижает пользу диверсификации. Тем не менее государствам надо избегать избыточной зависимости от любого партнёра (и не важно, насколько он стабилен), в том числе из-за усиления рисков сбоев, связанных с изменением климата.
Важно отметить, что нужный уровень диверсификации, то есть такой уровень, который повышает экономическую безопасность страны и улучшает переговорные позиции в случае кризиса, вряд ли будет достигнут исключительно благодаря рынкам, потому что участники рынка не полностью осознают его экономическую и стратегическую пользу. Хотя они отчасти понимают эти риски и не будут совсем отказываться от диверсификации рынков и источников поставок, скорее всего, они не пойдут достаточно далеко.
В связи с этим, важную роль в продвижении данного процесса должны сыграть государственная политика и международная координация. К счастью, сейчас у властей имеется сильный стимул предпринять необходимые шаги. Однако сохранится ли у них это ощущение неотложности, или же оно ослабнет, когда снизится уровень ощущаемой угрозы, ещё предстоит увидеть.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Even as South Korea was plunged into political turmoil following the president’s short-lived declaration of martial law, financial markets have remained calm. But the country still has months of political uncertainty ahead, leaving it in a weak position to respond to US policy changes when President-elect Donald Trump takes office.
argues that while markets shrugged off the recent turmoil, the episode could have long-lasting consequences.
МИЛАН – В последние годы формирование устойчивости стало своеобразной мантрой, особенно во время пандемии Covid-19. Но действия, направленные на повышение уровня экономической безопасности и диверсификацию, были медленными. Впрочем, теперь, после вторжения России в Украину, ситуация может измениться.
На протяжении десятилетий после Второй мировой войны участники экономики во всём мире искренне – и со временем всё больше – верили в широкую международную приверженность сравнительно открытой глобальной экономике. В отличие от отдалённого прошлого, когда страны регулярно начинали войны для защиты своих экономических интересов, власти мало тревожились о возможности произвольного или политически мотивированного отказа в доступе к критическим ресурсам или рынкам. Они могли сузить спектр своей озабоченности такими проблемами, как экономические риски, вызванные изменениями условий спроса и предложения и иногда сильными колебаниями цен.
Однако противоречия, трения и блокировки в глобальных производственных цепочках во время пандемии начали ослаблять эту веру. Цены и рынки не играли основную роль при распределении вакцин. Кроме того, Китай, США и другие страны стали воздвигать высокие барьеры на пути доступа к рынку иностранных технологических фирм (прежде всего, из стран-соперников), ссылаясь на озабоченность вопросами национальной безопасности.
Если говорить шире, экономические и финансовые санкции превратились во внешнеполитическое оружие, используемое по собственному выбору, особенно в США. И поэтому не стоит удивляться, что именно санкции стали главной реакцией Запада на украинский кризис, особенно если учесть вероятность, что Россия сочтёт любое прямое военное вмешательство НАТО в Украину объявлением войны. США и Евросоюз быстро приняли решения о том, чтобы отрезать крупнейшие российские банки от международных транзакций, отключив их от системы финансовых сообщений SWIFT, а теперь ещё и заморозили активы Центрального банка России.
Поскольку экономика России уже начала пошатываться, сегодня совершенно ясно, что экономическая безопасность страны зависит от её общих отношений с торговыми партнёрами, которые должны быть вполне надёжными и предсказуемыми. Тем самым возникают серьёзные краткосрочные проблемы, особенно для Евросоюза, который находится в незавидном положении тяжёлой зависимости от импорта российских энергоресурсов.
На сегодня Россия поставляет почти 40% европейского природного газа. Страх потерять эти поставки серьёзно сдерживает экономическую реакцию Запада на вторжение в Украину. Например, изначально крупнейшие страны ЕС возражали против исключения России из SWIFT, а когда решение было принято, пострадали лишь несколько специально «отобранных» банков.
HOLIDAY SALE: PS for less than $0.7 per week
At a time when democracy is under threat, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided. Subscribe now and save $50 on a new subscription.
Subscribe Now
В то же время Россия зависит от продолжения закупок газа Евросоюзом. И поэтому, наверное, самое мощное экономическое оружие, имеющееся в арсенале Запада, – это оружие, которое ЕС не может использовать, не нанеся серьёзного вреда самому себе. Результат похож на «взаимно гарантированное уничтожение», которое мир уже давно использует для сдерживания ядерных атак.
Как признал на прошлой неделе премьер-министр Марио Драги, «события этих дней показывают, что было неразумно не заниматься более активно диверсификацией наших источников энергоресурсов и наших поставщиков на протяжении последних десятилетий». Действительно, Европа, похоже, оказалась загнана в энергетический угол, хотя не связанные с ТЭК санкции, несомненно, весьма суровы, и их можно ещё больше ужесточить. В любом случае издержки любых санкций, включая изоляцию России от глобальных рынков и потерю ею доступа к товарам и технологиям, в значительной мере будут зависеть от степени поддержки России Китаем.
Пока что европейским лидерам придётся просто решать надвигающиеся проблемы. Но для повышения долгосрочной безопасности европейских стран во всё более турбулентном мире они просто обязаны включить идею формирования экономической устойчивости (достигаемой с помощью диверсификации) в свои внешнеполитические стратегии.
В сфере энергетики Европа может последовать примеру Японии, которая тоже полностью зависима от импортного ископаемого топлива. Япония получает нефть от нескольких стран на Ближнем Востоке, а газ в виде сжиженного природного газа (СПГ) из Австралии, Малайзии, Катара, России, США и других стран, причём наибольшая доля у Австралии (27%). Если бы у Европы структура закупок энергоресурсов выглядела больше похожей на японскую, тогда расклад издержек в нынешней игре России и Запада выглядел бы совершенно иначе, а Европа имела бы возможность наносить асимметричный ущерб России с помощью санкций, связанных с энергетикой.
Ценность диверсификации повышается вместе с масштабом грозящих рисков, которые сравнительно мало коррелируют между собой. Кто-то может указать, что подобная диверсификация дорого обходится, в том числе и потому, что она снижает эффективность. Такие издержки могут показаться ненужными в стабильной среде с низкими рисками, но мы не живём в такой среде. В современном мире затраты на диверсификацию меркнут на фоне потенциальных – и вполне вероятных – затрат, вызванных различными сбоями. Когда существуют значительные и не вполне коррелируемые риски, диверсификация становится наилучшей стратегией.
Это касается не только импорта. Поскольку может быть перекрыт доступ к рынкам (Китай в этом лично убедился в период правления президента США Дональда Трампа), государства должны также стараться диверсифицировать свои экспортные рынки. Хотя трудно проводить диверсификацию, сокращая долю стран с такой крупной экономикой, как у США или Китая, в этом направлении можно двигаться.
Конечно, наиболее срочный императив – диверсификация и уход от непредсказуемых торговых партнёров. Партнёры, правила взаимодействия с которыми чётко согласованы и которые, скорее всего, останутся стабильными, создают намного меньше рисков, что снижает пользу диверсификации. Тем не менее государствам надо избегать избыточной зависимости от любого партнёра (и не важно, насколько он стабилен), в том числе из-за усиления рисков сбоев, связанных с изменением климата.
Важно отметить, что нужный уровень диверсификации, то есть такой уровень, который повышает экономическую безопасность страны и улучшает переговорные позиции в случае кризиса, вряд ли будет достигнут исключительно благодаря рынкам, потому что участники рынка не полностью осознают его экономическую и стратегическую пользу. Хотя они отчасти понимают эти риски и не будут совсем отказываться от диверсификации рынков и источников поставок, скорее всего, они не пойдут достаточно далеко.
В связи с этим, важную роль в продвижении данного процесса должны сыграть государственная политика и международная координация. К счастью, сейчас у властей имеется сильный стимул предпринять необходимые шаги. Однако сохранится ли у них это ощущение неотложности, или же оно ослабнет, когда снизится уровень ощущаемой угрозы, ещё предстоит увидеть.