ВАШИНГТОН – Термин «поликризис» стал одним из ключевых слов 2020-х. Он указывает на взаимосвязанную природу угроз, с которыми сегодня столкнулось человечество: глобальное потепление, пандемии, экстремальное неравенство, эрозия демократии, вооруженные конфликты и так далее. Не имея достаточных решений для всех этих проблем, эксперты и политики оценивают подобное стечение кризисов с ужасом и пессимизмом.
Вот типичная реакция: пожаловаться на многочисленность проблем, нарисовать затейливые диаграммы, показывающие, как может рухнуть мир, а потом сделать туманный вывод, что целью совсем не являлась пропаганда фаталистических взглядов (несмотря на предсказания «жуткого будущего»).
Мало кто сомневается, что пострадавшему миру нужны системные изменения. Но на практике учреждения элиты и финансовые доноры поощряют лишь половинчатые решения. В 2019 году Нобелевскую премию по экономике вручили трём экономистам, которые предложили разделить проблему глобальной бедности на «небольшие, управляемые» проблемы, чтобы их можно было решить постепенными микромерами.
Причина, по которой дискуссии о поликризисе всегда заходят в тупик, проста: в них не учитывается промышленно-колониальная парадигма, которая, собственно, и привела нас к этим кризисам.
Предупреждая о начале поликризиса, Всемирный экономический форум перечислил «Топ-10 рисков», которые не дают спать элите развитых стран. Этот подход соответствует менталитету бизнеса: есть «риски» (потенциальные будущие проблемы) и контроль. Но мы столкнулись с неопределённостью, то есть с неизвестными вероятностями, которые могут быть и хорошими, и плохими. Неопределённость концептуально отличается от рисков и должна стимулировать адаптацию и обучение.
Из-за элитарной и западноцентричной природы общепринятых взглядов, порождаемых этим менталитетом, их сторонники просто не могут себе представить, чтобы решения предлагал кто-то не из элиты, а особенно из регионов за пределами Европы и Северной Америки. Однако Китайлидирует в сфере возобновляемой энергетики. Африканские фирмы занимаются «инновациями ниже радара», обладая лишь ограниченными ресурсами. Активисты коренных народов показывают, как можно исцелить повреждённые экологические и социальные системы, если заменить логику экстрактивного капитализма на принцип взаимности.
Secure your copy of PS Quarterly: The Year Ahead 2025
Our annual flagship magazine, PS Quarterly: The Year Ahead 2025, has arrived. To gain digital access to all of the magazine’s content, and receive your print copy, subscribe to PS Digital Plus now.
Subscribe Now
Согласно ортодоксальным представлениям о развитии, период, который начался с Промышленной революции в Англии, это Век прогресса, поднявший уровень жизни миллиардов людей на ранее невообразимые высоты. Но, несмотря на все похвальные достижения современной науки и техники, действительно ли это «прогресс»? Ведь все мы – наследники Века господства, определявшегося индустриализацией (господство человека над природой) и колониализмом (господство Запада над всеми остальными).
Поликризис вызывает страх у глобальных элит, потому что он демонстрирует ограниченность обеих сил и их интеллектуальных моделей. Индустриализация способствовала механистическому мировоззрению, или, как выразилась Эстер Дюфло (одна из упомянутых лауреатов Нобелевской премии 2019 года), «мышлению в режиме машины». Согласно этим взглядам, даже сложные, динамичные природные и социальные системы должны рассматриваться как механические объекты (подобные тостеру), в которых результат можно предопределить, просто найдя «кнопку, включающую машину», то есть некую коренную причину всех проблем. Адаптивные качества, присущие сложным системам (например, лесам) с их множеством причин и следствий, считаются раздражающими осложнениями, которые надо устранять.
Когда такое мышление в режиме машины применялось к сельскому хозяйству, удавалось увеличить производство за счёт унификации и эффективности. Но в долгосрочной перспективе потеря биоразнообразия и чрезмерное использование вредных химикатов привели к серьёзному экологическому ущербу, включая массовую «гибель лесов», что ускорило глобальное потепление. Более того, климатический кризис стал финальным напоминанием: человек не может свести природу к упрощённым механическим моделям.
Пару этому механистическому менталитету составляет колониальное мировоззрение. Формально колоний больше нет, но существующие глобальные организации возникли в ту эпоху, когда они ещё были. XX век был периодом западного господства, когда американские и европейские мужчины обладали монополией на разработку правил мирового порядка и диктовали интеллектуальные каноны. Концепция развития сводилась к следующему: западные страны капиталистической демократии – это конечный пункт человеческой эволюции, а остальной мир должен «догонять» и ассимилироваться.
Ассимиляция проводилась с помощью единообразных реформ ради «хорошего управления». Их пропагандировали управляемые Западом международные организации, подобные Всемирному банку. Но вспомним, что гомогенизация лесов индустриальным фермерством уничтожает многообразие и снижает устойчивость. И точно так же, отмечают экономист Лант Притчетт и социолог Майкл Вулкок, «простое копирование (и/или усвоение в виде колониального наследия) организационных форм условной «Дании» в реальности оказалось одной из главных причин тех глубоких проблем, с которыми сталкиваются развивающиеся страны».
Я вижу три возможности для нового мышления, новых исследований и новых действий. Во-первых, мы должны заменить мышление в режиме машины на парадигму «адаптивной политической экономии». Такой подход позволяет признать базовый факт: природный и социальный миры – это не сложные объекты (подобные тостерам), а сложные системы (подобные лесам). Сложные системы состоят из множества движущихся частей, которые постоянно адаптируются, обучаются и соединяются друг с другом в рамках более широкого, нового порядка. Навязывать механические модели таким системам ошибочно, а, возможно, даже разрушительно.
Изучая работу сложных систем, особенно на Глобальном Юге, мы можем найти новые идеи и решения для мира, который искажён машинным фетишизмом и оторванными от жизни рассуждениями о западном росте. Мои исследования экономического развития как нелинейного (коэволюционного) процесса в Китае и Нигерии показывают, что институты, подходящие для начальной стадии развития, обычно выглядят и функционируют иначе, чем подходящие для стран со зрелой экономикой. Можно использовать нормативно «слабые» институты для создания новых рынков, но только в том случае, если их не сковывают универсальные шаблоны, одобренные ведущими экономистами.
Во-вторых, адаптивная парадигма должна включать инклюзивное и моральное измерение. Колониальную логику ассимиляции следует заменить простой идеей: «используй то, что имеешь». Каждый день жители развивающихся стран импровизируют и креативно используют всё, что им доступно, для решения своих проблем. Фермер Аба Хави вдохновил новое социальное движение в Эфиопии, возродив традиционные методы защиты природы для регенерации земель. Развитие в Китае, начиная с 1980-х, стало результатом «управляемой импровизации», а не жёсткого планирования сверху (которое привело к провальным результатам при Мао).
В-третьих, в XXI веке правительствам надо не колебаться между двумя крайностями – свободные рынки и командная экономика, – а управлять процессами адаптации. Речь идёт о координации и мотивации в децентрализованной сети участников экономики, идентификации (но не предопределении) успешных результатов, широком использовании экспериментов и обратной связи снизу вверх. Все эти действия выходят за рамки традиционной промышленной политики.
Поликризис парализует лишь тех, кто привязался к старому порядку. А всем остальным он даёт, я бы сказала, «полишанс» воспользоваться новыми парадигмами, которые переворачивают наши представления о процессе развития, об источниках возможных решений и о роли государства.
Whatever his failings, Joe Biden did more for the typical American working family than any other president in at least a generation. Tragically, Americans who remain angry about chronic economic injustices will soon realize that the situation can get much worse.
contrast the Biden administration's pro-worker policies with what Donald Trump is likely to do.
While artificial intelligence has the potential to drive global growth and boost productivity, the industry is grappling with mounting challenges like soaring development costs and energy requirements. Meanwhile, investors are questioning whether AI investments can deliver meaningful returns.
identifies three negative trends that could stifle innovation and slow the pace of technological progress.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
ВАШИНГТОН – Термин «поликризис» стал одним из ключевых слов 2020-х. Он указывает на взаимосвязанную природу угроз, с которыми сегодня столкнулось человечество: глобальное потепление, пандемии, экстремальное неравенство, эрозия демократии, вооруженные конфликты и так далее. Не имея достаточных решений для всех этих проблем, эксперты и политики оценивают подобное стечение кризисов с ужасом и пессимизмом.
Вот типичная реакция: пожаловаться на многочисленность проблем, нарисовать затейливые диаграммы, показывающие, как может рухнуть мир, а потом сделать туманный вывод, что целью совсем не являлась пропаганда фаталистических взглядов (несмотря на предсказания «жуткого будущего»).
Мало кто сомневается, что пострадавшему миру нужны системные изменения. Но на практике учреждения элиты и финансовые доноры поощряют лишь половинчатые решения. В 2019 году Нобелевскую премию по экономике вручили трём экономистам, которые предложили разделить проблему глобальной бедности на «небольшие, управляемые» проблемы, чтобы их можно было решить постепенными микромерами.
Причина, по которой дискуссии о поликризисе всегда заходят в тупик, проста: в них не учитывается промышленно-колониальная парадигма, которая, собственно, и привела нас к этим кризисам.
Предупреждая о начале поликризиса, Всемирный экономический форум перечислил «Топ-10 рисков», которые не дают спать элите развитых стран. Этот подход соответствует менталитету бизнеса: есть «риски» (потенциальные будущие проблемы) и контроль. Но мы столкнулись с неопределённостью, то есть с неизвестными вероятностями, которые могут быть и хорошими, и плохими. Неопределённость концептуально отличается от рисков и должна стимулировать адаптацию и обучение.
Из-за элитарной и западноцентричной природы общепринятых взглядов, порождаемых этим менталитетом, их сторонники просто не могут себе представить, чтобы решения предлагал кто-то не из элиты, а особенно из регионов за пределами Европы и Северной Америки. Однако Китайлидирует в сфере возобновляемой энергетики. Африканские фирмы занимаются «инновациями ниже радара», обладая лишь ограниченными ресурсами. Активисты коренных народов показывают, как можно исцелить повреждённые экологические и социальные системы, если заменить логику экстрактивного капитализма на принцип взаимности.
Secure your copy of PS Quarterly: The Year Ahead 2025
Our annual flagship magazine, PS Quarterly: The Year Ahead 2025, has arrived. To gain digital access to all of the magazine’s content, and receive your print copy, subscribe to PS Digital Plus now.
Subscribe Now
Согласно ортодоксальным представлениям о развитии, период, который начался с Промышленной революции в Англии, это Век прогресса, поднявший уровень жизни миллиардов людей на ранее невообразимые высоты. Но, несмотря на все похвальные достижения современной науки и техники, действительно ли это «прогресс»? Ведь все мы – наследники Века господства, определявшегося индустриализацией (господство человека над природой) и колониализмом (господство Запада над всеми остальными).
Поликризис вызывает страх у глобальных элит, потому что он демонстрирует ограниченность обеих сил и их интеллектуальных моделей. Индустриализация способствовала механистическому мировоззрению, или, как выразилась Эстер Дюфло (одна из упомянутых лауреатов Нобелевской премии 2019 года), «мышлению в режиме машины». Согласно этим взглядам, даже сложные, динамичные природные и социальные системы должны рассматриваться как механические объекты (подобные тостеру), в которых результат можно предопределить, просто найдя «кнопку, включающую машину», то есть некую коренную причину всех проблем. Адаптивные качества, присущие сложным системам (например, лесам) с их множеством причин и следствий, считаются раздражающими осложнениями, которые надо устранять.
Когда такое мышление в режиме машины применялось к сельскому хозяйству, удавалось увеличить производство за счёт унификации и эффективности. Но в долгосрочной перспективе потеря биоразнообразия и чрезмерное использование вредных химикатов привели к серьёзному экологическому ущербу, включая массовую «гибель лесов», что ускорило глобальное потепление. Более того, климатический кризис стал финальным напоминанием: человек не может свести природу к упрощённым механическим моделям.
Пару этому механистическому менталитету составляет колониальное мировоззрение. Формально колоний больше нет, но существующие глобальные организации возникли в ту эпоху, когда они ещё были. XX век был периодом западного господства, когда американские и европейские мужчины обладали монополией на разработку правил мирового порядка и диктовали интеллектуальные каноны. Концепция развития сводилась к следующему: западные страны капиталистической демократии – это конечный пункт человеческой эволюции, а остальной мир должен «догонять» и ассимилироваться.
Ассимиляция проводилась с помощью единообразных реформ ради «хорошего управления». Их пропагандировали управляемые Западом международные организации, подобные Всемирному банку. Но вспомним, что гомогенизация лесов индустриальным фермерством уничтожает многообразие и снижает устойчивость. И точно так же, отмечают экономист Лант Притчетт и социолог Майкл Вулкок, «простое копирование (и/или усвоение в виде колониального наследия) организационных форм условной «Дании» в реальности оказалось одной из главных причин тех глубоких проблем, с которыми сталкиваются развивающиеся страны».
Я вижу три возможности для нового мышления, новых исследований и новых действий. Во-первых, мы должны заменить мышление в режиме машины на парадигму «адаптивной политической экономии». Такой подход позволяет признать базовый факт: природный и социальный миры – это не сложные объекты (подобные тостерам), а сложные системы (подобные лесам). Сложные системы состоят из множества движущихся частей, которые постоянно адаптируются, обучаются и соединяются друг с другом в рамках более широкого, нового порядка. Навязывать механические модели таким системам ошибочно, а, возможно, даже разрушительно.
Изучая работу сложных систем, особенно на Глобальном Юге, мы можем найти новые идеи и решения для мира, который искажён машинным фетишизмом и оторванными от жизни рассуждениями о западном росте. Мои исследования экономического развития как нелинейного (коэволюционного) процесса в Китае и Нигерии показывают, что институты, подходящие для начальной стадии развития, обычно выглядят и функционируют иначе, чем подходящие для стран со зрелой экономикой. Можно использовать нормативно «слабые» институты для создания новых рынков, но только в том случае, если их не сковывают универсальные шаблоны, одобренные ведущими экономистами.
Во-вторых, адаптивная парадигма должна включать инклюзивное и моральное измерение. Колониальную логику ассимиляции следует заменить простой идеей: «используй то, что имеешь». Каждый день жители развивающихся стран импровизируют и креативно используют всё, что им доступно, для решения своих проблем. Фермер Аба Хави вдохновил новое социальное движение в Эфиопии, возродив традиционные методы защиты природы для регенерации земель. Развитие в Китае, начиная с 1980-х, стало результатом «управляемой импровизации», а не жёсткого планирования сверху (которое привело к провальным результатам при Мао).
В-третьих, в XXI веке правительствам надо не колебаться между двумя крайностями – свободные рынки и командная экономика, – а управлять процессами адаптации. Речь идёт о координации и мотивации в децентрализованной сети участников экономики, идентификации (но не предопределении) успешных результатов, широком использовании экспериментов и обратной связи снизу вверх. Все эти действия выходят за рамки традиционной промышленной политики.
Поликризис парализует лишь тех, кто привязался к старому порядку. А всем остальным он даёт, я бы сказала, «полишанс» воспользоваться новыми парадигмами, которые переворачивают наши представления о процессе развития, об источниках возможных решений и о роли государства.