НЬЮ-ЙОРК – Мировые бизнес-лидеры и инвесторы в основном подвержены двум видам риска: макроэкономическому и геополитическому. В краткосрочной перспективе это означает, что их внимание сосредоточено в основном на готовящемся повышении ставки ФРС США и предстоящих выборах во Франции и Германии. В более долгосрочной перспективе это означает осознание таких структурных рисков, как высокий суверенный долг, демографические изменения и дефицит природных ресурсов. Но есть третья, и возможно, более сокрушительная угроза, которую не замечает большинство облеченных властью людей: инфекционные болезни.
По словам бывшего директора Центров США по контролю и профилактике заболеваний Тома Фридена, мир как никогда находится в опасности из-за глобальных угроз для здоровья. Люди путешествуют все дальше и все чаще. Цепочки поставок, в том числе продовольствия и медикаментов, охватывают весь мир. Плохо излеченный, например, больной туберкулезом из Азии или Африки может через несколько дней оказаться в американской больнице.
На этом фоне ученые обеспокоены недавним всплеском эпидемий таких заболеваний, как лихорадка Зика, вирус Эбола и птичий грипп. И они встревожены новым подъемом заболеваемости такими опасными для жизни болезнями, как грипп, ВИЧ, малярия и туберкулез.
Безусловно, с точки зрения смертельных случаев недавние вспышки болезней и пандемии очень далеки от прошлых глобальных эпидемий гриппа. В то время как эпидемия атипичной пневмонии в 2003 году привела к 774 смертельным случаям, а вспышка Эболы в 2014-2015 годах вызвала 11 310 смертей, эпидемия гриппа 1918-1920 годов унесла жизни 100 миллионов человек ‑ более чем в пять раз больше, чем погибло в только что окончившейся мировой войне. Фактически тогда умерло около 5% мирового населения.
Но опасность инфекционных заболеваний, с которой мы сталкиваемся сегодня, может значительно возрасти из-за роста устойчивости к антимикробным препаратам (AMR). По данным Всемирной организации здравоохранения, «480 000 человек ежегодно заболевают туберкулезом с множественной лекарственной устойчивостью, по этой же причине начинает осложняться борьба с ВИЧ и малярией». Антибиотикорезистентность, предостерегает ВОЗ, теперь встречается во всех странах, что создает для пациентов угрозу менее благоприятного исхода лечения и повышает вероятность их смерти, одновременно увеличивая нагрузку на системы здравоохранения.
Главный медицинский инспектор Англии Салли Дэвис предупредила, что постоянное снижение эффективности лекарств может привести к катастрофе, если не остановить этот процесс. По ее оценке, к 2050 году, возможно, устойчивые к лекарствам инфекции будут приводить к смерти человека «каждые три секунды». Согласно «Обзору по AMR», в этом случае ежегодно будет умирать около 10 миллионов человек, а совокупные издержки мировой экономики составят 100 триллионов долларов. Для сравнения: мировой ВВП сегодня составляет 74 триллиона долларов в год.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
И тем не менее потенциальные долгосрочные гуманитарные и экономические последствия AMR не получают широкой оценки со стороны общественности и, в частности, финансовых рынков. В действительности, защита от угроз здоровью населения ‑ это важнейшая область, в которой рынки не работают эффективно. В результате расходы по профилактике и лечению обычно берут на себя правительства.
С учетом того что государственные бюджеты и так перегружены, преодолеть усиливающуюся нагрузку на здоровье со стороны AMR будет сложно, если не сказать больше. Тем не менее, правительства вряд ли смогут быстро отреагировать на эту угрозу. Напротив, опыт показывает, что правительствам часто с трудом удается обеспечить выделение государственных средств соразмерно масштабу подспудных или накапливающихся проблем, таких как угрозы здоровью населения, пока дело не дойдет до критической точки.
В прошлом году в США больше людей умерло от рака, чем погибло в боях. Фактически, 580 000 смертей от рака в прошлом году ‑ это больше, чем среднегодовая смертность в 430 000 человек за годы Первой и Второй мировых войн, Корейской войны, Вьетнамской войны и войны в Персидском заливе. Тем не менее государственные расходы на борьбу с раком составляют в среднем около 4 миллиардов долларов в год. Это составляет чуть более 0,5% годового военного бюджета, составляющего примерно 718 миллиардов долларов.
Разумеется, решения о выделении государственного бюджета сложны, и над ними довлеют политические императивы. В Вооруженных силах США служит около трех миллионов человек, благодаря чему они могут считаться крупнейшим работодателем в мире, и со стороны некоторых избирательных округов оказывается значительное политическое давление с целью сделать военное превосходство Америки первоочередной задачей.
Но дело не только в том, сколько денег потрачено; дело еще и в том, когда. Правительства не ждут начала войны для того, чтобы начать выделять деньги на военные цели. Тем не менее они, как правило, не вкладывают средств в борьбу с инфекционными заболеваниями, пока не разразится очередной кризис.
Мир потратил 15 миллиардов долларов на чрезвычайные меры в связи с эпидемией атипичной пневмонии и 40 миллиардов долларов на борьбу с эпидемией вируса Эбола. В 1918 году кризисное реагирование на пандемию гриппа обошлось примерно в 17,5 триллиона долларов. Если бы страны выделяли больше средств на снижение угрозы таких вспышек заболеваний, например, укрепляя свои системы здравоохранения и поощряя ответственное использование антибиотиков, то эти огромные чрезвычайные расходы, возможно, не понадобились бы. По крайней мере, они, вероятно, оказались бы меньше.
В этом смысле борьба с инфекционными заболеваниями очень напоминает борьбу с изменением климата. Хотя эта угроза существенна, она не имеет неотложного характера, поэтому правительства по-прежнему следуют другим приоритетам, благодаря чему угроза возрастает, притом в значительной степени незаметно. В результате рынки не оценивают ее адекватно.
Когда кризис, наконец, разразится, станет ясен истинный масштаб угрозы. Но к этому моменту будет намного сложнее и дороже сдержать ее, что приведет к гораздо большим жертвам. К сожалению, этот момент, возможно, ближе, чем кажется правительствам или инвесторам.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
China’s prolonged reliance on fiscal stimulus has distorted economic incentives, fueling a housing glut, a collapse in prices, and spiraling public debt. With further stimulus off the table, the only sustainable path is for the central government to relinquish more economic power to local governments and the private sector.
argues that the country’s problems can be traced back to its response to the 2008 financial crisis.
World order is a matter of degree: it varies over time, depending on technological, political, social, and ideological factors that can affect the global distribution of power and influence norms. It can be radically altered both by broader historical trends and by a single major power's blunders.
examines the role of evolving power dynamics and norms in bringing about stable arrangements among states.
НЬЮ-ЙОРК – Мировые бизнес-лидеры и инвесторы в основном подвержены двум видам риска: макроэкономическому и геополитическому. В краткосрочной перспективе это означает, что их внимание сосредоточено в основном на готовящемся повышении ставки ФРС США и предстоящих выборах во Франции и Германии. В более долгосрочной перспективе это означает осознание таких структурных рисков, как высокий суверенный долг, демографические изменения и дефицит природных ресурсов. Но есть третья, и возможно, более сокрушительная угроза, которую не замечает большинство облеченных властью людей: инфекционные болезни.
По словам бывшего директора Центров США по контролю и профилактике заболеваний Тома Фридена, мир как никогда находится в опасности из-за глобальных угроз для здоровья. Люди путешествуют все дальше и все чаще. Цепочки поставок, в том числе продовольствия и медикаментов, охватывают весь мир. Плохо излеченный, например, больной туберкулезом из Азии или Африки может через несколько дней оказаться в американской больнице.
На этом фоне ученые обеспокоены недавним всплеском эпидемий таких заболеваний, как лихорадка Зика, вирус Эбола и птичий грипп. И они встревожены новым подъемом заболеваемости такими опасными для жизни болезнями, как грипп, ВИЧ, малярия и туберкулез.
Безусловно, с точки зрения смертельных случаев недавние вспышки болезней и пандемии очень далеки от прошлых глобальных эпидемий гриппа. В то время как эпидемия атипичной пневмонии в 2003 году привела к 774 смертельным случаям, а вспышка Эболы в 2014-2015 годах вызвала 11 310 смертей, эпидемия гриппа 1918-1920 годов унесла жизни 100 миллионов человек ‑ более чем в пять раз больше, чем погибло в только что окончившейся мировой войне. Фактически тогда умерло около 5% мирового населения.
Но опасность инфекционных заболеваний, с которой мы сталкиваемся сегодня, может значительно возрасти из-за роста устойчивости к антимикробным препаратам (AMR). По данным Всемирной организации здравоохранения, «480 000 человек ежегодно заболевают туберкулезом с множественной лекарственной устойчивостью, по этой же причине начинает осложняться борьба с ВИЧ и малярией». Антибиотикорезистентность, предостерегает ВОЗ, теперь встречается во всех странах, что создает для пациентов угрозу менее благоприятного исхода лечения и повышает вероятность их смерти, одновременно увеличивая нагрузку на системы здравоохранения.
Главный медицинский инспектор Англии Салли Дэвис предупредила, что постоянное снижение эффективности лекарств может привести к катастрофе, если не остановить этот процесс. По ее оценке, к 2050 году, возможно, устойчивые к лекарствам инфекции будут приводить к смерти человека «каждые три секунды». Согласно «Обзору по AMR», в этом случае ежегодно будет умирать около 10 миллионов человек, а совокупные издержки мировой экономики составят 100 триллионов долларов. Для сравнения: мировой ВВП сегодня составляет 74 триллиона долларов в год.
Introductory Offer: Save 30% on PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
И тем не менее потенциальные долгосрочные гуманитарные и экономические последствия AMR не получают широкой оценки со стороны общественности и, в частности, финансовых рынков. В действительности, защита от угроз здоровью населения ‑ это важнейшая область, в которой рынки не работают эффективно. В результате расходы по профилактике и лечению обычно берут на себя правительства.
С учетом того что государственные бюджеты и так перегружены, преодолеть усиливающуюся нагрузку на здоровье со стороны AMR будет сложно, если не сказать больше. Тем не менее, правительства вряд ли смогут быстро отреагировать на эту угрозу. Напротив, опыт показывает, что правительствам часто с трудом удается обеспечить выделение государственных средств соразмерно масштабу подспудных или накапливающихся проблем, таких как угрозы здоровью населения, пока дело не дойдет до критической точки.
В прошлом году в США больше людей умерло от рака, чем погибло в боях. Фактически, 580 000 смертей от рака в прошлом году ‑ это больше, чем среднегодовая смертность в 430 000 человек за годы Первой и Второй мировых войн, Корейской войны, Вьетнамской войны и войны в Персидском заливе. Тем не менее государственные расходы на борьбу с раком составляют в среднем около 4 миллиардов долларов в год. Это составляет чуть более 0,5% годового военного бюджета, составляющего примерно 718 миллиардов долларов.
Разумеется, решения о выделении государственного бюджета сложны, и над ними довлеют политические императивы. В Вооруженных силах США служит около трех миллионов человек, благодаря чему они могут считаться крупнейшим работодателем в мире, и со стороны некоторых избирательных округов оказывается значительное политическое давление с целью сделать военное превосходство Америки первоочередной задачей.
Но дело не только в том, сколько денег потрачено; дело еще и в том, когда. Правительства не ждут начала войны для того, чтобы начать выделять деньги на военные цели. Тем не менее они, как правило, не вкладывают средств в борьбу с инфекционными заболеваниями, пока не разразится очередной кризис.
Мир потратил 15 миллиардов долларов на чрезвычайные меры в связи с эпидемией атипичной пневмонии и 40 миллиардов долларов на борьбу с эпидемией вируса Эбола. В 1918 году кризисное реагирование на пандемию гриппа обошлось примерно в 17,5 триллиона долларов. Если бы страны выделяли больше средств на снижение угрозы таких вспышек заболеваний, например, укрепляя свои системы здравоохранения и поощряя ответственное использование антибиотиков, то эти огромные чрезвычайные расходы, возможно, не понадобились бы. По крайней мере, они, вероятно, оказались бы меньше.
В этом смысле борьба с инфекционными заболеваниями очень напоминает борьбу с изменением климата. Хотя эта угроза существенна, она не имеет неотложного характера, поэтому правительства по-прежнему следуют другим приоритетам, благодаря чему угроза возрастает, притом в значительной степени незаметно. В результате рынки не оценивают ее адекватно.
Когда кризис, наконец, разразится, станет ясен истинный масштаб угрозы. Но к этому моменту будет намного сложнее и дороже сдержать ее, что приведет к гораздо большим жертвам. К сожалению, этот момент, возможно, ближе, чем кажется правительствам или инвесторам.