КЕМБРИДЖ/ДАРЕМ/ЛАНКАСТЕР – Богатые, технологически развитые страны сегодня активно утверждают стратегии промышленной политики, призванные ускорить энергопереход: промышленный план «Зелёный курс» в Евросоюзе, закон «О снижении инфляции» в США, «Стратегия зелёного экономического роста» в Японии, корейский «Новый курс». Многие развивающиеся стран также разрабатывают и реализуют государственные проекты по содействию зелёной индустриализации на фоне усиления конкуренции в сфере производства электромобилей, так называемых «переходных» минералов, а также чистой энергетики.
Например, ряд африканских стран, в том числе ЮАР, Кения, Мавритания, Египет, Джибути, Тунис, Марокко и Намибия, реализуют государственные инициативы по поддержке разработок, связанных с зелёным водородом. Другие страны, в числе которых Индонезия, Боливия и Чили, реализуют национальные стратегии стимулирования индустриализации, которая опирается на добычу и переработку никеля, кобальта, меди, лития и других «переходных» минералов и металлов.
В этой политике применяется широкий спектр инструментов, включая субсидии, регулирование, стимулирование, а также разнообразные схемы сотрудничества государства и бизнеса, и она сильно различается в зависимости от имеющихся в наличии государственных и частных ресурсов. Тем не менее во всех случаях эта политика пытается дать одновременный ответ на три кризиса: стагнация экономики, поляризация и нестабильность занятости, усиление процесса изменения климата.
Логика такого возрождения промышленной политики состоит в том, что, борясь одновременно с тремя кризисами, можно создать благотворный круг: целевые инвестиции в зелёную промышленность и энергетику будут стимулировать экономическую деятельность, а это создаст хорошо оплачиваемые рабочие места и даст старт низкоуглеродной экономике. Примером такого подхода стала реализуемая администрацией Байдена «современная американская промышленная стратегия», которая включает законы, поддержанные обеими партиями страны: «Об инфраструктуре», «О чипах и науке», «О снижении инфляции». Так называемая «тройная цель Байдена» призвана повысить конкурентоспособность США относительно Китая, улучшить экономические перспективы для американских рабочих и ускорить декарбонизацию.
Однако базовая идея выгодности таких промышленных стратегий для всех затмевает риск, что, решая одну проблему, можно усугубить другую. Более того, противоречия между этими политическими задачами уже становятся очевидны. Например, декарбонизация экономики может не создать такое количество приличных рабочих мест, какое ожидалось изначально. В США как автопроизводители, так и «Объединённый профсоюз рабочих автомобильной промышленности» предупреждают, что переход к производству электромобилей, для которых требуется меньше компонентов, может привести к исчезновению рабочих мест. Какая-то часть рабочих мест переместиться в производство аккумуляторов, но это мало утешает американских и европейских работников автопрома, поскольку в глобальных цепочках производства аккумуляторов доминирует Китай.
Кроме того, результатом роста зелёных отраслей может стать экологический ущерб иного вида. Хотя стратегии индустриализации в некоторых странах Глобального Юга призваны создавать занятость и стоимость за счёт производства «переходных» минералов, в них наблюдается тенденция к закреплению практики экстрактивизма. Например, Аргентина, Боливия и Чили (так называемый «литиевый треугольник» Латинской Америки) стремятся локализовать различные элементы цепочки литиевого производства – от добычи и переработки до конечной сборки аккумуляторов. Однако рост этой отрасли грозит истощением водных ресурсов, деградацией почвы и нарушением среды обитания, причём зачастую на территориях, населяемых коренными народами Анд. А производство полупроводников, которые стали сердцем чистых технологий, является энергоёмким, водоёмким и землеёмким, а также сопровождается выбросами в атмосферу перфторуглеводородов и других мощных парниковых газов.
Наконец, экономическая стагнация может оказать дестабилизирующее влияние на внутреннюю политику, вынуждая правительства добиваться более высоких темпов роста экономики, причём вне зависимости от экологических издержек. Например, премьер-министр Британии Риши Сунак недавно объявил о целом ряде неожиданных разворотов, связанных с нетто-нулевыми обещаниями правительства. Отказ от обременительных климатических обязательств может показаться политически привлекательной стратегией, помогающей повысить мгновенные перспективы роста экономики. Однако (и здесь возникает противоречие) долгосрочный рост экономики будет как минимум частично зависеть от обеспечения правительствами конкурентоспособности экономики своих стран в зелёных отраслях в будущем.
Как показывают все эти примеры, промышленная политика – это не серебряная пуля, помогающая справиться с переплетающимися кризисами нашего времени. Политические цели повышения экологической устойчивости и промышленного динамизма, а также достижения полной занятости трудно согласовать между собой. Необходимо делать трудный политический выбор при распределении ресурсов, определении стратегических приоритетов и (это критически важно) при распределении экономических и социальных издержек. Кроме того, по мере усугубления ситуации с глобальным потеплением и на фоне дальнейшего торможения роста экономики делать такой выбор будут становиться всё сложнее и труднее. Так называемая «порочная троица» современного государственного управления – климатическая катастрофа, экономическая стагнация, избыток населения – никуда не исчезнет в обозримом будущем. Более того, именно эти факторы, по всей видимости, будут определять траектории развития государственной политики в обозримом будущем.
Всё это не означает, что власти должны отказаться от разработки амбициозных стратегий борьбы с этими кризисами. Наоборот, абсолютно необходимы быстрые и эффективные действия. Но когда эти планы представляются как выгодные для всех, скрывается факт связанных с ними трудных компромиссов, а это существенно повышает риск потери правительствами народной поддержки. Сложная и противоречивая природа этих политических целей означает, что даже прекрасно проработанные стратегии не помогут их достигнуть, по крайней мере, в полной мере. Это неизбежно, и это важный компонент обучения на собственном опыте.
Чтобы не выглядеть нарушителями собственных обещаний, власти обязаны не игнорировать противоречия и компромиссы, лежащие в основе зелёной промышленной политики, а принять их и подвергнуть общественному обсуждению. Это абсолютно необходимо для обеспечения широкой поддержки государственных проектов декарбонизации. Такой подход позволил бы создать надёжные, прозрачные структуры управления, опирающиеся на принципы демократического обсуждения, общественного надзора и контроля. На сегодня ситуация такова, что многие промышленные стратегии становятся продуктом технократических процедур принятия решений сверху, несмотря на все разговоры про «справедливый зелёный переход», который «никого не оставит позади».
Стоит признать, что использование в экономике подобных процедур демократического принятия решений стало бы радикальным вызовом нынешней системе частной собственности и рыночной координации. Однако это абсолютно необходимо для обеспечения и сохранения народной легитимности зелёной промышленной политики, а также способствовало бы коллективному и эффективному процессу принятия решений и минимизации управленческих ошибок. В ином случае мы рискуем получить народный отпор, который воспрепятствует коллективным действиям, необходимым для защиты нашего будущего на этой планете.
КЕМБРИДЖ/ДАРЕМ/ЛАНКАСТЕР – Богатые, технологически развитые страны сегодня активно утверждают стратегии промышленной политики, призванные ускорить энергопереход: промышленный план «Зелёный курс» в Евросоюзе, закон «О снижении инфляции» в США, «Стратегия зелёного экономического роста» в Японии, корейский «Новый курс». Многие развивающиеся стран также разрабатывают и реализуют государственные проекты по содействию зелёной индустриализации на фоне усиления конкуренции в сфере производства электромобилей, так называемых «переходных» минералов, а также чистой энергетики.
Например, ряд африканских стран, в том числе ЮАР, Кения, Мавритания, Египет, Джибути, Тунис, Марокко и Намибия, реализуют государственные инициативы по поддержке разработок, связанных с зелёным водородом. Другие страны, в числе которых Индонезия, Боливия и Чили, реализуют национальные стратегии стимулирования индустриализации, которая опирается на добычу и переработку никеля, кобальта, меди, лития и других «переходных» минералов и металлов.
В этой политике применяется широкий спектр инструментов, включая субсидии, регулирование, стимулирование, а также разнообразные схемы сотрудничества государства и бизнеса, и она сильно различается в зависимости от имеющихся в наличии государственных и частных ресурсов. Тем не менее во всех случаях эта политика пытается дать одновременный ответ на три кризиса: стагнация экономики, поляризация и нестабильность занятости, усиление процесса изменения климата.
Логика такого возрождения промышленной политики состоит в том, что, борясь одновременно с тремя кризисами, можно создать благотворный круг: целевые инвестиции в зелёную промышленность и энергетику будут стимулировать экономическую деятельность, а это создаст хорошо оплачиваемые рабочие места и даст старт низкоуглеродной экономике. Примером такого подхода стала реализуемая администрацией Байдена «современная американская промышленная стратегия», которая включает законы, поддержанные обеими партиями страны: «Об инфраструктуре», «О чипах и науке», «О снижении инфляции». Так называемая «тройная цель Байдена» призвана повысить конкурентоспособность США относительно Китая, улучшить экономические перспективы для американских рабочих и ускорить декарбонизацию.
Однако базовая идея выгодности таких промышленных стратегий для всех затмевает риск, что, решая одну проблему, можно усугубить другую. Более того, противоречия между этими политическими задачами уже становятся очевидны. Например, декарбонизация экономики может не создать такое количество приличных рабочих мест, какое ожидалось изначально. В США как автопроизводители, так и «Объединённый профсоюз рабочих автомобильной промышленности» предупреждают, что переход к производству электромобилей, для которых требуется меньше компонентов, может привести к исчезновению рабочих мест. Какая-то часть рабочих мест переместиться в производство аккумуляторов, но это мало утешает американских и европейских работников автопрома, поскольку в глобальных цепочках производства аккумуляторов доминирует Китай.
Кроме того, результатом роста зелёных отраслей может стать экологический ущерб иного вида. Хотя стратегии индустриализации в некоторых странах Глобального Юга призваны создавать занятость и стоимость за счёт производства «переходных» минералов, в них наблюдается тенденция к закреплению практики экстрактивизма. Например, Аргентина, Боливия и Чили (так называемый «литиевый треугольник» Латинской Америки) стремятся локализовать различные элементы цепочки литиевого производства – от добычи и переработки до конечной сборки аккумуляторов. Однако рост этой отрасли грозит истощением водных ресурсов, деградацией почвы и нарушением среды обитания, причём зачастую на территориях, населяемых коренными народами Анд. А производство полупроводников, которые стали сердцем чистых технологий, является энергоёмким, водоёмким и землеёмким, а также сопровождается выбросами в атмосферу перфторуглеводородов и других мощных парниковых газов.
BLACK FRIDAY SALE: Subscribe for as little as $34.99
Subscribe now to gain access to insights and analyses from the world’s leading thinkers – starting at just $34.99 for your first year.
Subscribe Now
Наконец, экономическая стагнация может оказать дестабилизирующее влияние на внутреннюю политику, вынуждая правительства добиваться более высоких темпов роста экономики, причём вне зависимости от экологических издержек. Например, премьер-министр Британии Риши Сунак недавно объявил о целом ряде неожиданных разворотов, связанных с нетто-нулевыми обещаниями правительства. Отказ от обременительных климатических обязательств может показаться политически привлекательной стратегией, помогающей повысить мгновенные перспективы роста экономики. Однако (и здесь возникает противоречие) долгосрочный рост экономики будет как минимум частично зависеть от обеспечения правительствами конкурентоспособности экономики своих стран в зелёных отраслях в будущем.
Как показывают все эти примеры, промышленная политика – это не серебряная пуля, помогающая справиться с переплетающимися кризисами нашего времени. Политические цели повышения экологической устойчивости и промышленного динамизма, а также достижения полной занятости трудно согласовать между собой. Необходимо делать трудный политический выбор при распределении ресурсов, определении стратегических приоритетов и (это критически важно) при распределении экономических и социальных издержек. Кроме того, по мере усугубления ситуации с глобальным потеплением и на фоне дальнейшего торможения роста экономики делать такой выбор будут становиться всё сложнее и труднее. Так называемая «порочная троица» современного государственного управления – климатическая катастрофа, экономическая стагнация, избыток населения – никуда не исчезнет в обозримом будущем. Более того, именно эти факторы, по всей видимости, будут определять траектории развития государственной политики в обозримом будущем.
Всё это не означает, что власти должны отказаться от разработки амбициозных стратегий борьбы с этими кризисами. Наоборот, абсолютно необходимы быстрые и эффективные действия. Но когда эти планы представляются как выгодные для всех, скрывается факт связанных с ними трудных компромиссов, а это существенно повышает риск потери правительствами народной поддержки. Сложная и противоречивая природа этих политических целей означает, что даже прекрасно проработанные стратегии не помогут их достигнуть, по крайней мере, в полной мере. Это неизбежно, и это важный компонент обучения на собственном опыте.
Чтобы не выглядеть нарушителями собственных обещаний, власти обязаны не игнорировать противоречия и компромиссы, лежащие в основе зелёной промышленной политики, а принять их и подвергнуть общественному обсуждению. Это абсолютно необходимо для обеспечения широкой поддержки государственных проектов декарбонизации. Такой подход позволил бы создать надёжные, прозрачные структуры управления, опирающиеся на принципы демократического обсуждения, общественного надзора и контроля. На сегодня ситуация такова, что многие промышленные стратегии становятся продуктом технократических процедур принятия решений сверху, несмотря на все разговоры про «справедливый зелёный переход», который «никого не оставит позади».
Стоит признать, что использование в экономике подобных процедур демократического принятия решений стало бы радикальным вызовом нынешней системе частной собственности и рыночной координации. Однако это абсолютно необходимо для обеспечения и сохранения народной легитимности зелёной промышленной политики, а также способствовало бы коллективному и эффективному процессу принятия решений и минимизации управленческих ошибок. В ином случае мы рискуем получить народный отпор, который воспрепятствует коллективным действиям, необходимым для защиты нашего будущего на этой планете.