СИРАКУЗЫ – На недавнем «саммите» в Берлине видные левоцентристские экономисты объявили о «новом консенсусе» по поводу промышленной политики. Затем их совместная декларация была полностью опубликована историком экономики Адамом Тузом из Колумбийского университета. Он назвал её «выдающейся из-за широты согласия по поводу принципов экономической и промышленной политики, и из-за того, как эти принципы вписываются в понимание текущих политических и геополитических рисков».
Согласно Берлинской декларации, речь идёт о рисках двух типов. Есть «реальные риски», например, изменение климата, «невыносимое неравенство» и «большие глобальные конфликты». И есть такие риски, как, например, «опасная популистская политика», которую стимулирует «широко распространённое ощущение утраты контроля... из-за глобализации и технологических изменений». Нам говорят, что эта вторая категория рисков стала результатом «десятилетий плохого управления глобализацией, чрезмерной веры в способность рынков саморегулироваться, а также жёсткой бюджетной экономии, лишившей правительства способности эффективно реагировать на кризисы».
Группа экономистов предложила девять рекомендаций. Во-первых, «переориентировать политику»: акцент должен делаться не на «экономической эффективности превыше всего», а на «общем процветании и обеспечении качественных рабочих мест». Во-вторых, «разработать промышленную политику… призванную поддержать новые отрасли и направить инновации на создание богатства для многих». В-третьих, направлять промышленную политику на инновации, а не субсидирование. В-четвёртых, планировать «глобализацию в более здоровом виде». В-пятых, устранять «неравенство в уровне доходов и богатства». В-шестых, «пересмотреть климатическую политику», связанную с введением платы за углерод и инфраструктурными инвестициями. В-седьмых, поддерживать климатический переход в развивающихся странах. В-восьмых, избегать политики жёсткой бюджетной экономии «при инвестициях в эффективное инновационное государство». В-девятых, «умешать рыночную силу на рынках с высокой концентрацией».
Как я уже писал ранее, консенсус экономистов – даже благонамеренных прогрессистов – это опасная вещь. Консенсус уже по самой своей природе является врагом последовательности и логики. Мои друзья сделали полшага в сторону от предыдущего консенсуса – неолиберального, но это только полшага, и не все они движутся в одном направлении.
Да, простой народ разгневан. Многие люди, которые выросли на обещаниях демократии среднего класса, опирающейся на стабильные рабочие места в промышленности, сегодня работают как крепостные в так называемой «гиг-экономике». Ими правят олигархи, а привилегированные городские профессионалы смотрят на них свысока (и экономисты здесь в числе худших).
Как же это случилось? Утешительно сваливать вину на Китай (или Мексику, или Японию, или даже Южную Корею), однако на самом деле эта история начинается с разрыва между рабочими и антивоенными либералами в Демократической партии США в 1970-е годы. Это создало условия для разрушения президентом Рональдом Рейганом и главой ФРС Полом Волкером американской промышленности и соответствующих профсоюзов, после чего в эпоху Клинтона наступила эра крупных финансовых и технологических компаний.
The newest issue of our magazine, PS Quarterly: Age of Extremes, is here. To gain digital access to all of the magazine’s content, and receive your print copy, subscribe to PS Premium now.
Subscribe Now
Затем началась новая милитаризация при Джордже Буше-младшем. Её целью была консолидация американской глобальной власти и контроля над ресурсами, особенно нефтью. Экономика США (а заодно и Европы) стала опираться на банки, бомбы, базы и информатику. В итоге в течение последних сорока лет в Америке вряд ли было создано хотя бы одно новое рабочее место в промышленности.
В ответ на гнев общества мои друзья призывают к инновациям, которые помогут создавать богатство «для многих» и бороться с изменением климата, одновременно сокращая уровень рыночной концентрации и силы. Однако именно инновации и становятся причиной концентрации рыночной силы. Смысл инноваций всегда в увеличении богатства инноваторов и тех, кто их финансирует, а также в выполнении большего объема работы с меньшим количеством людей и меньшими затратами. Именно так появились наши технологические олигархи – Билл Гейтс, Джефф Безос, Марк Цукерберг, Илон Маск, Питер Тиль, Ларри Эллисон. В ином случае мы бы просто никогда не услышали о них.
Да, борьба с изменением климата – это благородная цель. Но нельзя игнорировать неудобные реалии, стоящие на этом пути. Во-первых, есть парадокс Джевонса: повышение энергоэффективности позволяет находить новое применение электроэнергии, и поэтому потребление энергии обычно увеличивается. Просто посмотрите, сколько энергии потребляют майнинг криптовалют и работа моделей искусственного интеллекта. Во-вторых, большие проекты возобновляемой энергетики требуют строительства больших шахт (они потребляют энергию), огромной новой инфраструктуры (то же самое), а для обеспечения прибыльности им нужна низкая и стабильная стоимость капитала, что несовместимо с высокими процентными ставками. Есть причина, по которой масштабы проектов, которые были горячими вчера, сегодня сокращаются, или же они вообще отменяются.
Третья ключевая проблема заключается в том, что нет никакой связи между климатическими инвестициями и благополучием значительной части населения сегодня или даже в ближайшем будущем. Снизятся ли в результате этих инвестиций коммунальные счета, налоги или процентные ставки? Нет, не снизятся. Появятся ли на рынке новые товары благодаря высоким пошлинам, которые закрывают доступ товарам, уже произведенным в Китае? Конечно, нет. Единственный способ перераспределить финансовые выгоды инноваций в пользу «многих» – провести обобществление всего процесса. А для этого вам понадобится «советский союз инженеров», который однажды предложил Торстейн Веблен – нечто вроде Манхэттенского проекта или космической программы.
Подобный проект требует большого государственного потенциала, а участники берлинского саммита признают, что он сокращался в течение 40 лет неолиберального пренебрежения и хищничества. Кто будет осуществлять надзор за новой промышленной политикой? Сегодня у правительства нет таких органов, но, поскольку пошлины и корпоративные субсидии используются в качестве инструментов, министерство торговли США наняло консультантов с Уолл-стрит для определения, кто именно их должен получать. Удачи им в этом начинании.
Печальная реальность такова, что нынешние сторонники промышленной политики зачастую оказываются теми же самыми людьми, которые впервые выдвинули эту идею более 40 лет назад, пытаясь спасти демократов в эпоху рейганомики. Тогда эта идея хотя бы выглядела осуществимой. Однако сейчас, как и в прошлом, они явно не готовы противостоять банкам, военным подрядчикам или магнатам технологий, которые сегодня управляют Западом. Они не призывают к дефинансиализации, разоружению или (как однажды предлагал Джон Мейнард Кейнс) обобществлению новых инвестиций. Они стремятся восстановить потенциал государства, сохранив при этом все силы, которые его разрушили.
Мощные новые политические силы заполняют вакуум, оставшийся после неолиберальной политики в Америке и Европе. Учитывая масштабы нанесённого ущерба, возможно, просто нет никакого способа смягчить гнев, благодаря которому приходят к власти «опасные популисты». Увы, коллективные воспевания устаревшей идеи вряд ли здесь помогут.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Purpose must replace profit as the primary objective driving companies and markets. Although restructuring capitalism around this principle may seem like a tall order, it is not only possible but necessary.
considers why capitalism is creating problems instead of solving them, and how to save the system from itself.
Dozens of leading economists and practitioners convened in Berlin at the end of May for a summit organized by the Forum for a New Economy. Remarkably, the summit led to something resembling a new understanding that may replace the decades-long reign of neoliberal orthodoxy.
tout a new understanding by leading economists about what policymakers must do to preempt the populist threat.
СИРАКУЗЫ – На недавнем «саммите» в Берлине видные левоцентристские экономисты объявили о «новом консенсусе» по поводу промышленной политики. Затем их совместная декларация была полностью опубликована историком экономики Адамом Тузом из Колумбийского университета. Он назвал её «выдающейся из-за широты согласия по поводу принципов экономической и промышленной политики, и из-за того, как эти принципы вписываются в понимание текущих политических и геополитических рисков».
Согласно Берлинской декларации, речь идёт о рисках двух типов. Есть «реальные риски», например, изменение климата, «невыносимое неравенство» и «большие глобальные конфликты». И есть такие риски, как, например, «опасная популистская политика», которую стимулирует «широко распространённое ощущение утраты контроля... из-за глобализации и технологических изменений». Нам говорят, что эта вторая категория рисков стала результатом «десятилетий плохого управления глобализацией, чрезмерной веры в способность рынков саморегулироваться, а также жёсткой бюджетной экономии, лишившей правительства способности эффективно реагировать на кризисы».
Группа экономистов предложила девять рекомендаций. Во-первых, «переориентировать политику»: акцент должен делаться не на «экономической эффективности превыше всего», а на «общем процветании и обеспечении качественных рабочих мест». Во-вторых, «разработать промышленную политику… призванную поддержать новые отрасли и направить инновации на создание богатства для многих». В-третьих, направлять промышленную политику на инновации, а не субсидирование. В-четвёртых, планировать «глобализацию в более здоровом виде». В-пятых, устранять «неравенство в уровне доходов и богатства». В-шестых, «пересмотреть климатическую политику», связанную с введением платы за углерод и инфраструктурными инвестициями. В-седьмых, поддерживать климатический переход в развивающихся странах. В-восьмых, избегать политики жёсткой бюджетной экономии «при инвестициях в эффективное инновационное государство». В-девятых, «умешать рыночную силу на рынках с высокой концентрацией».
Как я уже писал ранее, консенсус экономистов – даже благонамеренных прогрессистов – это опасная вещь. Консенсус уже по самой своей природе является врагом последовательности и логики. Мои друзья сделали полшага в сторону от предыдущего консенсуса – неолиберального, но это только полшага, и не все они движутся в одном направлении.
Да, простой народ разгневан. Многие люди, которые выросли на обещаниях демократии среднего класса, опирающейся на стабильные рабочие места в промышленности, сегодня работают как крепостные в так называемой «гиг-экономике». Ими правят олигархи, а привилегированные городские профессионалы смотрят на них свысока (и экономисты здесь в числе худших).
Как же это случилось? Утешительно сваливать вину на Китай (или Мексику, или Японию, или даже Южную Корею), однако на самом деле эта история начинается с разрыва между рабочими и антивоенными либералами в Демократической партии США в 1970-е годы. Это создало условия для разрушения президентом Рональдом Рейганом и главой ФРС Полом Волкером американской промышленности и соответствующих профсоюзов, после чего в эпоху Клинтона наступила эра крупных финансовых и технологических компаний.
Secure your copy of PS Quarterly: Age of Extremes
The newest issue of our magazine, PS Quarterly: Age of Extremes, is here. To gain digital access to all of the magazine’s content, and receive your print copy, subscribe to PS Premium now.
Subscribe Now
Затем началась новая милитаризация при Джордже Буше-младшем. Её целью была консолидация американской глобальной власти и контроля над ресурсами, особенно нефтью. Экономика США (а заодно и Европы) стала опираться на банки, бомбы, базы и информатику. В итоге в течение последних сорока лет в Америке вряд ли было создано хотя бы одно новое рабочее место в промышленности.
В ответ на гнев общества мои друзья призывают к инновациям, которые помогут создавать богатство «для многих» и бороться с изменением климата, одновременно сокращая уровень рыночной концентрации и силы. Однако именно инновации и становятся причиной концентрации рыночной силы. Смысл инноваций всегда в увеличении богатства инноваторов и тех, кто их финансирует, а также в выполнении большего объема работы с меньшим количеством людей и меньшими затратами. Именно так появились наши технологические олигархи – Билл Гейтс, Джефф Безос, Марк Цукерберг, Илон Маск, Питер Тиль, Ларри Эллисон. В ином случае мы бы просто никогда не услышали о них.
Да, борьба с изменением климата – это благородная цель. Но нельзя игнорировать неудобные реалии, стоящие на этом пути. Во-первых, есть парадокс Джевонса: повышение энергоэффективности позволяет находить новое применение электроэнергии, и поэтому потребление энергии обычно увеличивается. Просто посмотрите, сколько энергии потребляют майнинг криптовалют и работа моделей искусственного интеллекта. Во-вторых, большие проекты возобновляемой энергетики требуют строительства больших шахт (они потребляют энергию), огромной новой инфраструктуры (то же самое), а для обеспечения прибыльности им нужна низкая и стабильная стоимость капитала, что несовместимо с высокими процентными ставками. Есть причина, по которой масштабы проектов, которые были горячими вчера, сегодня сокращаются, или же они вообще отменяются.
Третья ключевая проблема заключается в том, что нет никакой связи между климатическими инвестициями и благополучием значительной части населения сегодня или даже в ближайшем будущем. Снизятся ли в результате этих инвестиций коммунальные счета, налоги или процентные ставки? Нет, не снизятся. Появятся ли на рынке новые товары благодаря высоким пошлинам, которые закрывают доступ товарам, уже произведенным в Китае? Конечно, нет. Единственный способ перераспределить финансовые выгоды инноваций в пользу «многих» – провести обобществление всего процесса. А для этого вам понадобится «советский союз инженеров», который однажды предложил Торстейн Веблен – нечто вроде Манхэттенского проекта или космической программы.
Подобный проект требует большого государственного потенциала, а участники берлинского саммита признают, что он сокращался в течение 40 лет неолиберального пренебрежения и хищничества. Кто будет осуществлять надзор за новой промышленной политикой? Сегодня у правительства нет таких органов, но, поскольку пошлины и корпоративные субсидии используются в качестве инструментов, министерство торговли США наняло консультантов с Уолл-стрит для определения, кто именно их должен получать. Удачи им в этом начинании.
Печальная реальность такова, что нынешние сторонники промышленной политики зачастую оказываются теми же самыми людьми, которые впервые выдвинули эту идею более 40 лет назад, пытаясь спасти демократов в эпоху рейганомики. Тогда эта идея хотя бы выглядела осуществимой. Однако сейчас, как и в прошлом, они явно не готовы противостоять банкам, военным подрядчикам или магнатам технологий, которые сегодня управляют Западом. Они не призывают к дефинансиализации, разоружению или (как однажды предлагал Джон Мейнард Кейнс) обобществлению новых инвестиций. Они стремятся восстановить потенциал государства, сохранив при этом все силы, которые его разрушили.
Мощные новые политические силы заполняют вакуум, оставшийся после неолиберальной политики в Америке и Европе. Учитывая масштабы нанесённого ущерба, возможно, просто нет никакого способа смягчить гнев, благодаря которому приходят к власти «опасные популисты». Увы, коллективные воспевания устаревшей идеи вряд ли здесь помогут.