Говорят, что в Венесуэле, Боливии и Эквадоре рождается новое левое политическое течение, которое президенты этих стран называют «социализмом двадцать первого века». Но, несмотря на кажущуюся новизну их представлений, их дела, по всей видимости, представляют собой лишь повторение самоубийственной политики, принесшей столь много страданий Кубе.
В отличие от левацких движений прошлого, полагавшихся на вооруженную борьбу, президенты Венесуэлы, Боливии и Эквадора – Уго Чавес, Эво Моралес и Рафаэль Корреа – пришли к власти путем выборов. Оказавшись же у власти, они обратились к массам и потребовали конституционных реформ для усиления своих полномочий.
В Венесуэле Чавес укрепил свое политическое положение с помощью Ассамблеи избирателей, изменившей конституцию. Моралесу в Боливии также удалось навязать создание подобного органа, хотя и с неопределенными результатами, да и Корреа угрожает изменением конституции с целью противодействия «традиционным партиям, национальной олигархии и империализму» – общим врагам всех трех президентов.
Подход с использованием Ассамблеи избирателей до сих пор оказывался очень эффективным средством, помогающим этим каудильо консолидировать свою власть. Поскольку данный процесс требует тотальной реформы, это позволяет им избежать дебатов по конкретным изменениям.
Вместо этого социальные перемены осуществляются вперемежку с реформой государственных институтов, и делается это не всегда понятным для избирателей образом. К примеру, Ассамблеи избирателей, созванные Чавесом и Моралесом, привлекательны не только для радикальных групп Венесуэлы и Боливии, стремящихся заново основать свои республики и переписать историю, но и для тех, кто хочет создать форум для демократического обсуждения. По мере этого обсуждения, однако, в руках новых каудильо оказывается все больше и больше власти.
Опыт Венесуэлы и Боливии указывает на то, что этот процесс приносит как радикальным, так и демократическим силам одни разочарования. Радикалы вскоре обнаруживают, что изменения норм недостаточно для того, чтобы изменить реальность, а демократы видят, что повышенная социальная мобилизация делает диалог невозможным. Более того, большинство осознает, что когда Ассамблея все же рассматривает конкретные предложения, – что случается редко, – эти предложения оказываются неприемлемы.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
В конечном итоге учреждение Ассамблеи избирателей просто ослабляет все другие органы власти. Поскольку она сосредоточивает внимание на «законе всех законов», она подспудно ставит под сомнение все общественные нормы и государственные органы, подрывая тем самым политическую систему. Когда это происходит, президентская власть укрепляется, что способствует трансформации действующего президента в каудильо.
Как всегда, те, кто пропагандирует концентрацию власти, находят оправдание своим действиям в революционной необходимости изменения структур, освобождения нации и преодоления бедности. Но когда эта концентрация власти начинает действительно воплощаться в жизнь, становятся явью и все прежние заблуждения «левых», как сейчас и происходит в Венесуэле и Боливии.
Самая бросающаяся в глаза путаница из числа этих заблуждений – это смешение государства и нации. В результате передача ресурсов в руки государства воспринимается как передача их в руки нации. Поддаваясь этому заблуждению, венесуэльцы и боливийцы с энтузиазмом поддерживают возрождение государственных компаний, не понимая, что это просто пустая трата ресурсов, которые можно было потратить на что-нибудь другое, с большей пользой и эффективнее, поскольку мало каким государственным компаниям удавалось избавиться от бюрократической неэффективности и коррупции.
Еще одно заблуждение, – и, вероятно, из числа опасных, – это отождествление «народа» с так называемыми «массами», выходящими на улицы. Логика этого типа мобилизации заключается в том, что ресурсы направляются той группе, которая кричит громче всех и которая способна разжечь социальный конфликт. Это означает, что внимание отвлекается от самых слабых и наиболее нуждающихся в помощи и сосредоточивается на тех, кто уже и так находится в достаточно хорошем положении для того, чтобы выступить организованно. Фактически часто именно государство, которое теперь находится под контролем могущественного президента, мобилизует избранные группы, концентрируя огромные ресурсы в руках правительства, что стало возможным благодаря большему вмешательству государства в экономику.
В этом отношении важнейшим моментом является борьба за прибыль от нефти и газа. Более 90% экспортных доходов Венесуэлы приносят нефтяная и газовая промышленность, обеспечивающие примерно половину прибыли государства. В Эквадоре и Боливии доходы от нефти и газа скромнее, но в обоих случаях углеводородное сырье является главной статьей экспорта и обеспечивает около трети прибыли государства.
Эта концентрация прибыли коренным образом меняет отношения между обществом и государством. Во всех трех странах финансовое положение правительства не зависит от экономической судьбы компаний или рабочих. Напротив, компании и рабочие зависят от услуг, оказываемых государством и от субсидий, которые правительство выделяет за счет прибылей от нефти и газа.
Когда общественные организации малы и слабы, как в Венесуэле, эта концентрация ресурсов означает, что концентрированная политическая власть может увековечить себя, низведя целые сектора экономики до уровня зависимых нахлебников. Когда же общественные организации сильны, возникает конфликт по поводу контроля над общественными ресурсами. В обоих случаях независимые учреждения начинают восприниматься как враги, которых каудильо и зависимые от них корпорации стремятся уничтожить.
Латиноамериканский популизм всегда подпитывался этим. Если взглянуть на обратную сторону риторики новых левых в Венесуэле, Боливии и Эквадоре, то уже ясно, что сегодняшний «социализм двадцать первого века» ничем не отличается от своих предшественников из века двадцатого.
Главный урок, по всей видимости, заключается в том, что изобилие природных ресурсов может служить подспорьем демократии и развитию лишь тогда, когда эти ресурсы не находятся в руках бюрократов или каудильо.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Since Plato’s Republic 2,300 years ago, philosophers have understood the process by which demagogues come to power in free and fair elections, only to overthrow democracy and establish tyrannical rule. The process is straightforward, and we have now just watched it play out.
observes that philosophers since Plato have understood how tyrants come to power in free elections.
Despite being a criminal, a charlatan, and an aspiring dictator, Donald Trump has won not only the Electoral College, but also the popular vote – a feat he did not achieve in 2016 or 2020. A nihilistic voter base, profit-hungry business leaders, and craven Republican politicians are to blame.
points the finger at a nihilistic voter base, profit-hungry business leaders, and craven Republican politicians.
Говорят, что в Венесуэле, Боливии и Эквадоре рождается новое левое политическое течение, которое президенты этих стран называют «социализмом двадцать первого века». Но, несмотря на кажущуюся новизну их представлений, их дела, по всей видимости, представляют собой лишь повторение самоубийственной политики, принесшей столь много страданий Кубе.
В отличие от левацких движений прошлого, полагавшихся на вооруженную борьбу, президенты Венесуэлы, Боливии и Эквадора – Уго Чавес, Эво Моралес и Рафаэль Корреа – пришли к власти путем выборов. Оказавшись же у власти, они обратились к массам и потребовали конституционных реформ для усиления своих полномочий.
В Венесуэле Чавес укрепил свое политическое положение с помощью Ассамблеи избирателей, изменившей конституцию. Моралесу в Боливии также удалось навязать создание подобного органа, хотя и с неопределенными результатами, да и Корреа угрожает изменением конституции с целью противодействия «традиционным партиям, национальной олигархии и империализму» – общим врагам всех трех президентов.
Подход с использованием Ассамблеи избирателей до сих пор оказывался очень эффективным средством, помогающим этим каудильо консолидировать свою власть. Поскольку данный процесс требует тотальной реформы, это позволяет им избежать дебатов по конкретным изменениям.
Вместо этого социальные перемены осуществляются вперемежку с реформой государственных институтов, и делается это не всегда понятным для избирателей образом. К примеру, Ассамблеи избирателей, созванные Чавесом и Моралесом, привлекательны не только для радикальных групп Венесуэлы и Боливии, стремящихся заново основать свои республики и переписать историю, но и для тех, кто хочет создать форум для демократического обсуждения. По мере этого обсуждения, однако, в руках новых каудильо оказывается все больше и больше власти.
Опыт Венесуэлы и Боливии указывает на то, что этот процесс приносит как радикальным, так и демократическим силам одни разочарования. Радикалы вскоре обнаруживают, что изменения норм недостаточно для того, чтобы изменить реальность, а демократы видят, что повышенная социальная мобилизация делает диалог невозможным. Более того, большинство осознает, что когда Ассамблея все же рассматривает конкретные предложения, – что случается редко, – эти предложения оказываются неприемлемы.
Introductory Offer: Save 30% on PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
В конечном итоге учреждение Ассамблеи избирателей просто ослабляет все другие органы власти. Поскольку она сосредоточивает внимание на «законе всех законов», она подспудно ставит под сомнение все общественные нормы и государственные органы, подрывая тем самым политическую систему. Когда это происходит, президентская власть укрепляется, что способствует трансформации действующего президента в каудильо.
Как всегда, те, кто пропагандирует концентрацию власти, находят оправдание своим действиям в революционной необходимости изменения структур, освобождения нации и преодоления бедности. Но когда эта концентрация власти начинает действительно воплощаться в жизнь, становятся явью и все прежние заблуждения «левых», как сейчас и происходит в Венесуэле и Боливии.
Самая бросающаяся в глаза путаница из числа этих заблуждений – это смешение государства и нации. В результате передача ресурсов в руки государства воспринимается как передача их в руки нации. Поддаваясь этому заблуждению, венесуэльцы и боливийцы с энтузиазмом поддерживают возрождение государственных компаний, не понимая, что это просто пустая трата ресурсов, которые можно было потратить на что-нибудь другое, с большей пользой и эффективнее, поскольку мало каким государственным компаниям удавалось избавиться от бюрократической неэффективности и коррупции.
Еще одно заблуждение, – и, вероятно, из числа опасных, – это отождествление «народа» с так называемыми «массами», выходящими на улицы. Логика этого типа мобилизации заключается в том, что ресурсы направляются той группе, которая кричит громче всех и которая способна разжечь социальный конфликт. Это означает, что внимание отвлекается от самых слабых и наиболее нуждающихся в помощи и сосредоточивается на тех, кто уже и так находится в достаточно хорошем положении для того, чтобы выступить организованно. Фактически часто именно государство, которое теперь находится под контролем могущественного президента, мобилизует избранные группы, концентрируя огромные ресурсы в руках правительства, что стало возможным благодаря большему вмешательству государства в экономику.
В этом отношении важнейшим моментом является борьба за прибыль от нефти и газа. Более 90% экспортных доходов Венесуэлы приносят нефтяная и газовая промышленность, обеспечивающие примерно половину прибыли государства. В Эквадоре и Боливии доходы от нефти и газа скромнее, но в обоих случаях углеводородное сырье является главной статьей экспорта и обеспечивает около трети прибыли государства.
Эта концентрация прибыли коренным образом меняет отношения между обществом и государством. Во всех трех странах финансовое положение правительства не зависит от экономической судьбы компаний или рабочих. Напротив, компании и рабочие зависят от услуг, оказываемых государством и от субсидий, которые правительство выделяет за счет прибылей от нефти и газа.
Когда общественные организации малы и слабы, как в Венесуэле, эта концентрация ресурсов означает, что концентрированная политическая власть может увековечить себя, низведя целые сектора экономики до уровня зависимых нахлебников. Когда же общественные организации сильны, возникает конфликт по поводу контроля над общественными ресурсами. В обоих случаях независимые учреждения начинают восприниматься как враги, которых каудильо и зависимые от них корпорации стремятся уничтожить.
Латиноамериканский популизм всегда подпитывался этим. Если взглянуть на обратную сторону риторики новых левых в Венесуэле, Боливии и Эквадоре, то уже ясно, что сегодняшний «социализм двадцать первого века» ничем не отличается от своих предшественников из века двадцатого.
Главный урок, по всей видимости, заключается в том, что изобилие природных ресурсов может служить подспорьем демократии и развитию лишь тогда, когда эти ресурсы не находятся в руках бюрократов или каудильо.