ДАРЕМ/КЕМБРИДЖ (США) – Политическая модель Турции уже давно утратила свой блеск, однако разрастающийся дипломатический кризис с участием столь же непредсказуемой администрации президента США Дональда Трампа довёл сейчас экономику страны до полномасштабного валютного кризиса. За последние 12 месяцев турецкая лира обесценилась почти вдове. А поскольку у турецких банков и компаний много долгов в иностранной валюте, отправившаяся в свободное падение лира грозит потянуть за собой вниз значительную часть частного сектора.
Победив в июне на первых выборах, состоявшихся после официального перехода Турции от парламентской системы к президентской, президент Реджеп Тайип Эрдоган начал управлять страной авторитарно. Он полагается на министров правительства, которые назначаются, исходя, скорее, из их лояльности (или наличия семейных связей с Эрдоганом), чем компетентности.
Больше десятилетия финансовые рынки верили в презумпцию невиновности Эрдогана, до 2014 года занимавшего пост премьер-министра страны, и предоставляли турецкой экономике доступные кредиты. Экономический рост стал зависим от постоянного притока иностранного капитала, за счёт которого финансировалось внутреннее потребление и бурные инвестиции в жильё, дороги, мосты и аэропорты. Подобные формы подъёма экономики редко заканчиваются чем-то хорошим. И единственный реальный вопрос заключался в том, когда именно это произойдёт.
Непосредственным поводом послужило решение администрации Трампа ввести санкции (и пригрозить их расширением) с целью заставить Турцию освободить Эндрю Брансона, американского евангелического пастора из Измира, который был арестован в ходе репрессий, последовавших за провалом попытки переворота против Эрдогана в июле 2016 года. В ходе этих репрессий было арестовано 80 тысяч человек, 170 тысяч уволено, закрыты три тысяч школ, общежитий и университетов, а также отправлены в отставку 4400 судей и прокуроров.
Эти драконовские меры были предприняты в период действия режима чрезвычайного положения и осуществлялись, как правило, по приказу людей из ближнего круга Эрдогана. Были приостановлены фундаментальные права на свободу, но сопротивление оказалось минимальным, потому что СМИ страны строго контролируются, а гражданское общество парализовано репрессиями и постоянной атмосферой страха. Брансон – лишь один из многих тысяч людей, которых обвинили в терроризме во время репрессий, начавшихся после 2016 года.
Как и в любом финансовом кризисе, вызванном неустойчивой экономической политикой, для поиска путей выхода из него потребуется принятие одновременно неотложных и среднесрочных мер. В краткосрочной перспективе экономике нужны действия по укреплению доверия с целью стабилизировать финансовые рынки. Центральному банку Турции, возможно, придётся повысить процентные ставки, несмотря на глубоко негативное отношение Эрдогана к такому шагу. Обязательно нужна конкретная и убедительная программа повышения бюджетной дисциплины и реструктуризации долгов частного сектора. И, возможно, придётся обратиться за временной финансовой помощью к Международному валютному фонду.
Don’t go back to school without Project Syndicate! For a limited time, we’re offering PS Digital subscriptions for just $50.
Access every new PS commentary, our suite of subscriber-exclusive content, and the full PS archive.
Subscribe Now
Однако все эти краткосрочные меры не решат проблемы долгосрочной уязвимости экономики, которая создаётся установленным Эрдоганом режимом личной авторитарной власти.
У Турции никогда не было безупречной демократии. До прихода к власти Эрдогана в 2003 году демократическая жизнь страны четырежды прерывалась вмешательством военных. Тем не менее, у Турции была система политических сдержек и противовесов, которая ограничивала даже военных, а смена власти неоднократно происходила в ходе выборов, которые становились всё более справедливыми и свободными. После окончания Второй мировой войны ни один человек в Турции не обладал неограниченной властью. Стартовав с весьма слабой базы после основания многопартийной демократической системы в 1946 году, гражданское общество в стране развивалось и достигло в итоге положения, когда правительствам приходилось советоваться с деловыми ассоциациями, профсоюзами, учёными, прессой и другими различными группами частных интересов.
В первые годы у власти, когда Эрдоган ещё чувствовал угрозу со стороны военных и светской элиты, он формально соблюдал демократические нормы и права человека. Он начал заигрывать с курдским меньшинством, которое долгое время подвергалось репрессиям. Местные либералы и сторонники на Западе оказались одурачены его рассказами о «демократическом исламизме», в которые им так отчаянно хотелось верить.
Но пока его хвалили на Западе, Эрдоган приступил к уничтожению независимых СМИ при помощи колоссальных налоговых штрафов. Он ослабил верховенство закона сфабрикованными судебными делами против генералов и других ключевых сторонников светской власти. Скатывание Эрдогана в авторитаризм ускорилось, когда он порвал со своим союзником, мусульманским проповедником Фетхуллахом Гюленом, а также его последователями, и оно резко ускорилось после попытки переворота.
Как заявляет Эрдоган, после июньских выборов «Старая Турция» уступила место «Новой Турции». Согласно этому новому порядку, созданному в рамках Второй турецкой республики, любой вызов власти Эрдогана должен рассматриваться как измена.
Эрдоган хвалит себя за всё, что идёт в стране хорошо, и винит тёмные силы (обычно это неназванные иностранные заговорщики) в её неудачах. Восхваление, непогрешимый образ, а в конечном итоге политическое выживание Эрдогана изображаются как важнейшие цели Турции. Любые другие цели, будь это рост производительности, сохранение иностранных друзей, улучшение образование или исцеление социальных ран, отходят на второй план, уступая место задаче укрепления его личной власти. В обмен на такое жертвенное служение турецкому народу он обрёл право быть выше любых законов и обогащать себя лично и близких ему людей.
Логика новой политической системы Турции возвращается к османскому «кругу справедливости», который делил население на массы, платившие налоги, и небольшую, освобождённую от налогов элиту во главе с султаном; тот подчинялся лишь шариату (исламское право), но на практике он же сам и определял, что это значит. «Круг справедливости» был официально отменён в 1839 году с помощью эдикта, возвестившего эпоху реструктуризации страны. Почти два века спустя Эрдоган вернул Турцию назад в то прошлое, которое поколения реформаторов стремились оставить позади.
В созданной Эрдоганом системе нет места для компетентных политиков или бюрократов у руля экономики. Все они были отторгнуты, потому что их цели выходят за рамки эгоистичных интересов вождя. Страх не позволяет проводить честное обсуждение проблем. Ведущие в своих областях бизнесмены, учёные и журналисты замолкли ради самосохранения. Ближайший круг Эрдоган состоит из мужчин, которые всегда говорят «да» (и – для проформы – нескольких таких женщин) и жаждут подтвердить его ощущение всезнайства и великолепия. Даже оппозиционные лидеры в ставшем теперь беззубом парламенте Турции становятся его группой поддержки каждый раз, когда он сигнализирует, что отсутствие такой поддержки будет рассматриваться как помощь врагу.
Так же, как в России и Венесуэле, нескольким храбрым диссидентам позволено существовать на окраинах общественной жизни, чтобы создать иллюзию свободы слова. Но их жизнь опасна, им постоянно угрожают аресты, призванные стать предупреждением для других и заставить их не выходить за грани дозволенного.
Рано или поздно экономическое давление принудит Турцию принять решения, которые стабилизируют её валюту и финансовые рынки. Но эти решения не оживят долгосрочные частные инвестиции, не вернут таланты, которые массово покидают страну, и не создадут атмосферу свободы, которая бы позволила Турции процветать. Примеры Китая и других азиатских стран показывают, что некоторые авторитарные государства способны добиваться процветания, если приоритетом их руководства является разумная экономическая политика. А когда экономическая политика становится лишь одним из инструментов расширения личной власти президента, экономике, как мы сейчас видим, приходится неизбежно платить за это высокую цену.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Increasingly severe water shortages represent a human-made crisis that can be resolved through human interventions. The situation demands new thinking about the economics of this critical resource and how to manage it through mission-oriented strategies that span all levels of governance.
call attention to a global problem that demands far more attention from policymakers at all levels.
Although Kamala Harris is largely aligned with Joe Biden on many global and strategic issues, her unique worldview promises a distinct form of leadership on the international stage. Not only would US foreign policy shift under a Harris administration; it could change in highly consequential ways.
considers how the Democratic presidential nominees' views compare to Joe Biden's.
ДАРЕМ/КЕМБРИДЖ (США) – Политическая модель Турции уже давно утратила свой блеск, однако разрастающийся дипломатический кризис с участием столь же непредсказуемой администрации президента США Дональда Трампа довёл сейчас экономику страны до полномасштабного валютного кризиса. За последние 12 месяцев турецкая лира обесценилась почти вдове. А поскольку у турецких банков и компаний много долгов в иностранной валюте, отправившаяся в свободное падение лира грозит потянуть за собой вниз значительную часть частного сектора.
Победив в июне на первых выборах, состоявшихся после официального перехода Турции от парламентской системы к президентской, президент Реджеп Тайип Эрдоган начал управлять страной авторитарно. Он полагается на министров правительства, которые назначаются, исходя, скорее, из их лояльности (или наличия семейных связей с Эрдоганом), чем компетентности.
Больше десятилетия финансовые рынки верили в презумпцию невиновности Эрдогана, до 2014 года занимавшего пост премьер-министра страны, и предоставляли турецкой экономике доступные кредиты. Экономический рост стал зависим от постоянного притока иностранного капитала, за счёт которого финансировалось внутреннее потребление и бурные инвестиции в жильё, дороги, мосты и аэропорты. Подобные формы подъёма экономики редко заканчиваются чем-то хорошим. И единственный реальный вопрос заключался в том, когда именно это произойдёт.
Непосредственным поводом послужило решение администрации Трампа ввести санкции (и пригрозить их расширением) с целью заставить Турцию освободить Эндрю Брансона, американского евангелического пастора из Измира, который был арестован в ходе репрессий, последовавших за провалом попытки переворота против Эрдогана в июле 2016 года. В ходе этих репрессий было арестовано 80 тысяч человек, 170 тысяч уволено, закрыты три тысяч школ, общежитий и университетов, а также отправлены в отставку 4400 судей и прокуроров.
Эти драконовские меры были предприняты в период действия режима чрезвычайного положения и осуществлялись, как правило, по приказу людей из ближнего круга Эрдогана. Были приостановлены фундаментальные права на свободу, но сопротивление оказалось минимальным, потому что СМИ страны строго контролируются, а гражданское общество парализовано репрессиями и постоянной атмосферой страха. Брансон – лишь один из многих тысяч людей, которых обвинили в терроризме во время репрессий, начавшихся после 2016 года.
Как и в любом финансовом кризисе, вызванном неустойчивой экономической политикой, для поиска путей выхода из него потребуется принятие одновременно неотложных и среднесрочных мер. В краткосрочной перспективе экономике нужны действия по укреплению доверия с целью стабилизировать финансовые рынки. Центральному банку Турции, возможно, придётся повысить процентные ставки, несмотря на глубоко негативное отношение Эрдогана к такому шагу. Обязательно нужна конкретная и убедительная программа повышения бюджетной дисциплины и реструктуризации долгов частного сектора. И, возможно, придётся обратиться за временной финансовой помощью к Международному валютному фонду.
Don’t go back to school without Project Syndicate! For a limited time, we’re offering PS Digital subscriptions for just $50.
Access every new PS commentary, our suite of subscriber-exclusive content, and the full PS archive.
Subscribe Now
Однако все эти краткосрочные меры не решат проблемы долгосрочной уязвимости экономики, которая создаётся установленным Эрдоганом режимом личной авторитарной власти.
У Турции никогда не было безупречной демократии. До прихода к власти Эрдогана в 2003 году демократическая жизнь страны четырежды прерывалась вмешательством военных. Тем не менее, у Турции была система политических сдержек и противовесов, которая ограничивала даже военных, а смена власти неоднократно происходила в ходе выборов, которые становились всё более справедливыми и свободными. После окончания Второй мировой войны ни один человек в Турции не обладал неограниченной властью. Стартовав с весьма слабой базы после основания многопартийной демократической системы в 1946 году, гражданское общество в стране развивалось и достигло в итоге положения, когда правительствам приходилось советоваться с деловыми ассоциациями, профсоюзами, учёными, прессой и другими различными группами частных интересов.
В первые годы у власти, когда Эрдоган ещё чувствовал угрозу со стороны военных и светской элиты, он формально соблюдал демократические нормы и права человека. Он начал заигрывать с курдским меньшинством, которое долгое время подвергалось репрессиям. Местные либералы и сторонники на Западе оказались одурачены его рассказами о «демократическом исламизме», в которые им так отчаянно хотелось верить.
Но пока его хвалили на Западе, Эрдоган приступил к уничтожению независимых СМИ при помощи колоссальных налоговых штрафов. Он ослабил верховенство закона сфабрикованными судебными делами против генералов и других ключевых сторонников светской власти. Скатывание Эрдогана в авторитаризм ускорилось, когда он порвал со своим союзником, мусульманским проповедником Фетхуллахом Гюленом, а также его последователями, и оно резко ускорилось после попытки переворота.
Как заявляет Эрдоган, после июньских выборов «Старая Турция» уступила место «Новой Турции». Согласно этому новому порядку, созданному в рамках Второй турецкой республики, любой вызов власти Эрдогана должен рассматриваться как измена.
Эрдоган хвалит себя за всё, что идёт в стране хорошо, и винит тёмные силы (обычно это неназванные иностранные заговорщики) в её неудачах. Восхваление, непогрешимый образ, а в конечном итоге политическое выживание Эрдогана изображаются как важнейшие цели Турции. Любые другие цели, будь это рост производительности, сохранение иностранных друзей, улучшение образование или исцеление социальных ран, отходят на второй план, уступая место задаче укрепления его личной власти. В обмен на такое жертвенное служение турецкому народу он обрёл право быть выше любых законов и обогащать себя лично и близких ему людей.
Логика новой политической системы Турции возвращается к османскому «кругу справедливости», который делил население на массы, платившие налоги, и небольшую, освобождённую от налогов элиту во главе с султаном; тот подчинялся лишь шариату (исламское право), но на практике он же сам и определял, что это значит. «Круг справедливости» был официально отменён в 1839 году с помощью эдикта, возвестившего эпоху реструктуризации страны. Почти два века спустя Эрдоган вернул Турцию назад в то прошлое, которое поколения реформаторов стремились оставить позади.
В созданной Эрдоганом системе нет места для компетентных политиков или бюрократов у руля экономики. Все они были отторгнуты, потому что их цели выходят за рамки эгоистичных интересов вождя. Страх не позволяет проводить честное обсуждение проблем. Ведущие в своих областях бизнесмены, учёные и журналисты замолкли ради самосохранения. Ближайший круг Эрдоган состоит из мужчин, которые всегда говорят «да» (и – для проформы – нескольких таких женщин) и жаждут подтвердить его ощущение всезнайства и великолепия. Даже оппозиционные лидеры в ставшем теперь беззубом парламенте Турции становятся его группой поддержки каждый раз, когда он сигнализирует, что отсутствие такой поддержки будет рассматриваться как помощь врагу.
Так же, как в России и Венесуэле, нескольким храбрым диссидентам позволено существовать на окраинах общественной жизни, чтобы создать иллюзию свободы слова. Но их жизнь опасна, им постоянно угрожают аресты, призванные стать предупреждением для других и заставить их не выходить за грани дозволенного.
Рано или поздно экономическое давление принудит Турцию принять решения, которые стабилизируют её валюту и финансовые рынки. Но эти решения не оживят долгосрочные частные инвестиции, не вернут таланты, которые массово покидают страну, и не создадут атмосферу свободы, которая бы позволила Турции процветать. Примеры Китая и других азиатских стран показывают, что некоторые авторитарные государства способны добиваться процветания, если приоритетом их руководства является разумная экономическая политика. А когда экономическая политика становится лишь одним из инструментов расширения личной власти президента, экономике, как мы сейчас видим, приходится неизбежно платить за это высокую цену.