КЕМБРИДЖ: Лидеры стран Большой Восьмерки покинули Кельн, так и не договорившись об институциональной реформе мировой финансовой системы. Прежде чем они возьмутся залатывать ее на скорую руку, им следует поразмыслить над следующим сценарем.
Дерегуляция финансовых рынков в стране N приводит к кредитному буму и резкому росту цен на акции и недвижимость. На протяжении пяти лет долги частного сектора, все более краткосорочные, подскакивают с 85 процентов от ВВП до 135 процентов. С повышением цены валюты в реальном исчислении экспорт шатается и дефицит текущего платежного баланса растет, и правительство препятствует девальвации.
Вскоре после девальвации в близлежащей стране обнаруживается, насколько уязвима экономика к утрате международного доверия. Иностранные кредиторы неожиданно сокращают краткосрочные кредитные линии. Центральный Банк пытается удержать обменный курс, но со временем он вынужден разрешить валюте плавать. Результатом является валютный кризис и волна банкротств. Экономика сталкивается с самым суровым экономическим кризисом за многие десятилетия.
Что это за страна N? Мексика в 1994-1995 годах? Тайланд или Южная Корея в 1997-1998 годах? На самом деле, нет. Речь идет о Швеции в 1992-1993 годах.
Похожесть Швеции на большинство развивающихся экономик в последнее время напоминает о том, что в мире с мобильным капиталом финансовые кризисы способны сокрушить любую страну, вне зависимости от ее структурных характеристик. Местнический капитализм, коррупция, несовершенные законы, отсутствие прозрачности, неадекватное финансовое регулирование и нестрогий надзор, плохое корпоративное руководство, неразвитость процедуры банкротства, недостаточно открытые балансовые счета, черезчур амбициозная промышленная политика - вот каковы были основные характеристики азиатских стран, по общему мнению подтолкнувшие азитаский финансовый кризис. Но все же вряд ли можно подобным образом охарактеризовать Швецию, и такие проблемы не настолько преобладают в Финляндии и Норвегии, двух странах, переживших серьезные финансовые потрясения в 1992-1993 годах.
Тем не менее, мнение о том, что данные структурные элементы играют ключевую роль в кризисе, стало пользоваться широкой поддержкой в официальных кругах. Этот результыт является замечательным достижением: международное сообщество отныне взялось за переделку развивающихся экономик в Восточной Азии и повсеместно. Приведу один пример: в меморандуме об экономической политике, представленном корейским правительством Международному Валютному Фонду 10 марта 1999 года, полторы страницы текста посвящены макроэкономической политике, а на двенадцати густо исписанных листах говорится о приватизации, правильном регулировании и надзоре, корпоративной реструктуризации, либерализации баланса торговли и капитала, и о прозрачности, мониторинге и представлении данных.
Don’t go back to school without Project Syndicate! For a limited time, we’re offering PS Digital subscriptions for just $50.
Access every new PS commentary, our suite of subscriber-exclusive content, and the full PS archive.
Subscribe Now
Ирония судьбы здесь заключается в том, что условия кредитования развивающихся стран начали ужесточаться именно в тот момент, когда обнаружилось, что нам очень не хватает понимания того, как работает мировая экономика, и что нужно делать малым странам, чтобы преуспеть в ней. Как искренне признался недавно Алан Гринспэн, "в последние двенадцать месяцев я больше узнал о том, как работает эта новая финансовая система, нежели за предыдущие 20 лет".
В навязывании развивающимся странам согласованного в Вашингтоне мнения по вопросам экономической политики заключена серьезная угроза, если даже этот сложившийся консенсус теперь "отлакирован" новыми международными кодексами и стандартами, и "вторым поколением реформ". Во-первых, новый набор внешних правил идет рука об руку со специфической нео-либеральной моделью экономического развития, остающейся непроверенной, и он лишит права пользоваться стратегиями развития, работавшими в прошлом, и прочими стратегиями, которые могли бы работать в будущем. Урезание национальной автономии при формулировании стратегии развития является той ценой, за которую развивающиеся страны едва ли получат соответствующее вознаграждение.
Во-вторых, сомнительно, что новая политическая повестка дня сделает международные финансовые рынки значительно более безопасными. До тех пор, пока потоки капитала остаются большими по сравнению с находящимися в распоряжении национальных правительств ликвидными активами, и эти потоки легко могут быть повернуты вспять, международная экономика будет оставаться заложником спекулятивных циклов бумов и банкротств. Действительно, если сосредотачивать внимание на внутренних структурных реформах в развивающемся мире, то появится риск того, что нынешний подход приведет к благодушному отношению к краткосрочным потокам капитала, увеличивая, а не уменьшая систематическую угрозу.
В заключение, сложность реализации многих из обсуждаемых институциональных реформ серьезно недооценивается. Сегодняшние развитые страны не построили свои институты за один день. Было бы здорово, если бы страны третьего мира могли бы каким-нибудь образом заполучить институты стран первого мира, но надо рассчитывать на то, что это случиться лишь после того, как они перестанут быть странами третьего мира.
Меняющаяся мода в экономической политике должна сделать нас более скромными при прописывании структурных программ развивающимся странам -- в особенности тем (скажем, в Восточной Азии), которые развились, отвергая общепринятый здравый смысл и поддерживая неортодоксальную политику. Реальность состоит в том, что наши рекомендации зачастую не вполне могут быть обоснованы теоретически или эмпирически. Невежество требует смирения.
Вернемся к Швеции 1992 года. Как же шведы справились со своим финансовым кризисом? Для начала, они приняли закон о всеобщей гарантии банковской системы в целом с тем, чтобы погасить панику (обеспечив защиту всем, кроме держателей акций). За этим последовала рекапитализация банковского сектора. Шведы также продолжили экспансионистскую монетарную политику и позволили процентным ставкам опуститься. Было разрешено увеличение бюджетного дефицита. В 1994 году, после трех лет упадка, реальный ВВП начал восстанавливаться.
Представьте теперь, что Швеция была бы рядовой развивающейся страной, и что на помощь позвали бы МВФ. Что бы порекомендовал Фонд? По-видимому, закрыть банки, поднять процентные ставки, и ужесточить финансовую дисциплину с тем, чтобы восстановить доверие рынка. А также, вне всякого сомнения, провести множество структурных реформ. От внимания Фонда не ушло бы то, что шведский государственный сектор играет значительную роль в экономической жизни страны: налоги высоки, занятость в госсекторе велика, и правительственные расходы близки к половине ВВП. Что бы годилось для структурной реформы лучше, чем демонтаж шведского государства всеобщего благосостояния?
Обусловил бы МВФ свою помошь значительными реформами рынков труда и системы социального страхования? Возможно, да. Было бы в результате Швеции сегодня лучше? Маловероятно. Правильно было бы со стороны МВФ таким образом расширить условия кредитования? Почти наверняка - нет.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Increasingly severe water shortages represent a human-made crisis that can be resolved through human interventions. The situation demands new thinking about the economics of this critical resource and how to manage it through mission-oriented strategies that span all levels of governance.
call attention to a global problem that demands far more attention from policymakers at all levels.
Although Kamala Harris is largely aligned with Joe Biden on many global and strategic issues, her unique worldview promises a distinct form of leadership on the international stage. Not only would US foreign policy shift under a Harris administration; it could change in highly consequential ways.
considers how the Democratic presidential nominees' views compare to Joe Biden's.
КЕМБРИДЖ: Лидеры стран Большой Восьмерки покинули Кельн, так и не договорившись об институциональной реформе мировой финансовой системы. Прежде чем они возьмутся залатывать ее на скорую руку, им следует поразмыслить над следующим сценарем.
Дерегуляция финансовых рынков в стране N приводит к кредитному буму и резкому росту цен на акции и недвижимость. На протяжении пяти лет долги частного сектора, все более краткосорочные, подскакивают с 85 процентов от ВВП до 135 процентов. С повышением цены валюты в реальном исчислении экспорт шатается и дефицит текущего платежного баланса растет, и правительство препятствует девальвации.
Вскоре после девальвации в близлежащей стране обнаруживается, насколько уязвима экономика к утрате международного доверия. Иностранные кредиторы неожиданно сокращают краткосрочные кредитные линии. Центральный Банк пытается удержать обменный курс, но со временем он вынужден разрешить валюте плавать. Результатом является валютный кризис и волна банкротств. Экономика сталкивается с самым суровым экономическим кризисом за многие десятилетия.
Что это за страна N? Мексика в 1994-1995 годах? Тайланд или Южная Корея в 1997-1998 годах? На самом деле, нет. Речь идет о Швеции в 1992-1993 годах.
Похожесть Швеции на большинство развивающихся экономик в последнее время напоминает о том, что в мире с мобильным капиталом финансовые кризисы способны сокрушить любую страну, вне зависимости от ее структурных характеристик. Местнический капитализм, коррупция, несовершенные законы, отсутствие прозрачности, неадекватное финансовое регулирование и нестрогий надзор, плохое корпоративное руководство, неразвитость процедуры банкротства, недостаточно открытые балансовые счета, черезчур амбициозная промышленная политика - вот каковы были основные характеристики азиатских стран, по общему мнению подтолкнувшие азитаский финансовый кризис. Но все же вряд ли можно подобным образом охарактеризовать Швецию, и такие проблемы не настолько преобладают в Финляндии и Норвегии, двух странах, переживших серьезные финансовые потрясения в 1992-1993 годах.
Тем не менее, мнение о том, что данные структурные элементы играют ключевую роль в кризисе, стало пользоваться широкой поддержкой в официальных кругах. Этот результыт является замечательным достижением: международное сообщество отныне взялось за переделку развивающихся экономик в Восточной Азии и повсеместно. Приведу один пример: в меморандуме об экономической политике, представленном корейским правительством Международному Валютному Фонду 10 марта 1999 года, полторы страницы текста посвящены макроэкономической политике, а на двенадцати густо исписанных листах говорится о приватизации, правильном регулировании и надзоре, корпоративной реструктуризации, либерализации баланса торговли и капитала, и о прозрачности, мониторинге и представлении данных.
Don’t go back to school without Project Syndicate! For a limited time, we’re offering PS Digital subscriptions for just $50.
Access every new PS commentary, our suite of subscriber-exclusive content, and the full PS archive.
Subscribe Now
Ирония судьбы здесь заключается в том, что условия кредитования развивающихся стран начали ужесточаться именно в тот момент, когда обнаружилось, что нам очень не хватает понимания того, как работает мировая экономика, и что нужно делать малым странам, чтобы преуспеть в ней. Как искренне признался недавно Алан Гринспэн, "в последние двенадцать месяцев я больше узнал о том, как работает эта новая финансовая система, нежели за предыдущие 20 лет".
В навязывании развивающимся странам согласованного в Вашингтоне мнения по вопросам экономической политики заключена серьезная угроза, если даже этот сложившийся консенсус теперь "отлакирован" новыми международными кодексами и стандартами, и "вторым поколением реформ". Во-первых, новый набор внешних правил идет рука об руку со специфической нео-либеральной моделью экономического развития, остающейся непроверенной, и он лишит права пользоваться стратегиями развития, работавшими в прошлом, и прочими стратегиями, которые могли бы работать в будущем. Урезание национальной автономии при формулировании стратегии развития является той ценой, за которую развивающиеся страны едва ли получат соответствующее вознаграждение.
Во-вторых, сомнительно, что новая политическая повестка дня сделает международные финансовые рынки значительно более безопасными. До тех пор, пока потоки капитала остаются большими по сравнению с находящимися в распоряжении национальных правительств ликвидными активами, и эти потоки легко могут быть повернуты вспять, международная экономика будет оставаться заложником спекулятивных циклов бумов и банкротств. Действительно, если сосредотачивать внимание на внутренних структурных реформах в развивающемся мире, то появится риск того, что нынешний подход приведет к благодушному отношению к краткосрочным потокам капитала, увеличивая, а не уменьшая систематическую угрозу.
В заключение, сложность реализации многих из обсуждаемых институциональных реформ серьезно недооценивается. Сегодняшние развитые страны не построили свои институты за один день. Было бы здорово, если бы страны третьего мира могли бы каким-нибудь образом заполучить институты стран первого мира, но надо рассчитывать на то, что это случиться лишь после того, как они перестанут быть странами третьего мира.
Меняющаяся мода в экономической политике должна сделать нас более скромными при прописывании структурных программ развивающимся странам -- в особенности тем (скажем, в Восточной Азии), которые развились, отвергая общепринятый здравый смысл и поддерживая неортодоксальную политику. Реальность состоит в том, что наши рекомендации зачастую не вполне могут быть обоснованы теоретически или эмпирически. Невежество требует смирения.
Вернемся к Швеции 1992 года. Как же шведы справились со своим финансовым кризисом? Для начала, они приняли закон о всеобщей гарантии банковской системы в целом с тем, чтобы погасить панику (обеспечив защиту всем, кроме держателей акций). За этим последовала рекапитализация банковского сектора. Шведы также продолжили экспансионистскую монетарную политику и позволили процентным ставкам опуститься. Было разрешено увеличение бюджетного дефицита. В 1994 году, после трех лет упадка, реальный ВВП начал восстанавливаться.
Представьте теперь, что Швеция была бы рядовой развивающейся страной, и что на помощь позвали бы МВФ. Что бы порекомендовал Фонд? По-видимому, закрыть банки, поднять процентные ставки, и ужесточить финансовую дисциплину с тем, чтобы восстановить доверие рынка. А также, вне всякого сомнения, провести множество структурных реформ. От внимания Фонда не ушло бы то, что шведский государственный сектор играет значительную роль в экономической жизни страны: налоги высоки, занятость в госсекторе велика, и правительственные расходы близки к половине ВВП. Что бы годилось для структурной реформы лучше, чем демонтаж шведского государства всеобщего благосостояния?
Обусловил бы МВФ свою помошь значительными реформами рынков труда и системы социального страхования? Возможно, да. Было бы в результате Швеции сегодня лучше? Маловероятно. Правильно было бы со стороны МВФ таким образом расширить условия кредитования? Почти наверняка - нет.