САН-ДИЕГО – Хавьер Милей – это не просто бывшая рок-звезда и владелец пяти клонированных собак, который называет себя «анархо-капиталистом». Он ещё и ведущий кандидат на президентских выборах в Аргентине 22 октября. Многие западные эксперты теперь гадают, что именно он представляет.
Одни комментаторы называют Милея кандидатом «правых», «крайне правых» и «популистов». Для этого есть основания. Милей активно поддерживает политиков-популистов, например, Дональда Трампа и Жаира Болсонару, а в ходе интервью с крайне правым телеведущим Такером Карлсоном он негативно охарактеризовал движение BLM, идеологию ЛГБТ, феминизм и изменение климата, назвав всё это частью мировой «социалистической повестки».
Однако другие эксперты утверждают, что Милея следует считать принципиальным либертарианцем, и у них тоже имеются аргументы в поддержку такой характеристики. У Милея диплом экономиста, а его подходы опираются на методологию австрийской школы, которая стала популярна благодаря Людвигу фон Мизесу и Фридриху фон Хайеку. Идеи Милея сформировались под влиянием Альберто Бенегаса Линча, чей Центр изучения свободы помогал создать и сохранить аргентинскую традицию классической либеральной мысли во враждебной ей атмосфере перонизма.
Наконец, в отличие от популистов, подобных Болсонару, который печально прославился тем, что пригрозил применять насилие, если увидит на улице двух целующихся мужчин, Милей руководствуется принципом «живи и дай жить другим» во многих социальных вопросах, в частности, он поддерживает гей-браки и права трансгендеров.
В этом спорах обе стороны полагают, что описанные выше характеристики являются взаимоисключающими. Милей – это либо индивидуалистичный, либертарианский активист, созданный по лекалам Айн Рэнд, либо же крайне правый популист, похожий на премьер-министра Венгрии Виктора Орбана.
В реальности Милей является и тем, и другим. И в этой комбинации нет ничего особенно необычного или удивительного. В нашей новой книге «Индивидуалисты», посвящённой истории либертарианской мысли, Джон Томаси и я объясняем, что либертарианство по своей природе является очень гибкой идеологией: за почти 200 лет своей истории она принимала как радикальные, так и реакционные формы.
The newest issue of our magazine, PS Quarterly: Age of Extremes, is here. To gain digital access to all of the magazine’s content, and receive your print copy, subscribe to PS Premium now.
Subscribe Now
Например, в XIX веке либертарианцы, такие как Лисандер Спунер и Вольтарина де Клер, находились в авангарде целого ряда прогрессивных социальных движений. Либертарианцы были радикальными аболиционистами (сторонниками отмены рабства), крестоносцами борьбы за права женщин, настойчивыми критиками милитаризма и колониализма, а в некоторых случаях даже выступали против эксплуатации трудящихся за зарплату и против частной собственности на землю.
Однако к середине XX века либертарианство начало сворачивать вправо. Но фоне общей для них угрозы социализма либертарианцы в Америки сформировали неоднозначный альянс с консерваторами ради борьбы с политикой «Нового курса» внутри США и с международным коммунизмом за рубежом. Защита экономической свободы вышла на первый план, а радикальные критики государственного капитализма и социальной иерархии были отодвинуты в сторону.
Именно поэтому, даже если мы решим, что Милей является либертарианцем, это мало что скажет нам о том, как он будет управлять. Все либертарианцы верны идеям частной собственности, свободных рынков и ограниченной государственной власти, но эти идеалы невероятно широко интерпретируются, что позволяет двигаться как в прогрессивном, так и в реакционном направлении.
Например, Милей выступает против легальных абортов, а среди американских либертарианцев такую позицию занимает, наверное, меньшинство; большинство же из них полагают, что женщины имеют право на суверенитет над собственным телом. Однако те либертарианцы, которые, подобно Милею, выступают против абортов, могут сказать, что у нерождённых детей тоже есть права.
Кроме того, многие либертарианцы в США выступают за прекращение «войны с наркотиками» и против ограничений в иммиграционной политике. Они считают эти меры примером государственного принуждения и вмешательства в мирный и добровольный выбор, который делают люди. Однако более консервативную позицию Милея в этих вопросах тоже можно рационализировать как либертарианскую, поскольку современное социальное государство создало мир, в котором налогоплательщикам иногда приходится платить за выбор, который сделали другие люди. А что, если легализация наркотиков и открытие границ приведёт к увеличению налогов на нынешних граждан (для либертарианцев это равнозначно усилению государственного принуждения)?
В конечном итоге умному философу (или политику-оппортунисту) сравнительно несложно будет найти более или менее убедительные либертарианские оправдания для практически любых мер, которые ему понравятся. Сам Милей уже дал ясно понять, что займётся реализацией либертарианской программы с сильным популистским уклоном.
В США у нас уже была возможность понять, как может выглядеть либертарианский популизм благодаря «палеолибертарианству» Мюррея Ротбарда и Лью Роквелла. В начале 1990-х эта школа поддерживала политиков-расистов (таких как Дэвид Дьюк), националистическую (крайне строгую) иммиграционную политику, а также агрессивные полицейские действия против преступников и «бомжей». Эти взгляды обрели новую жизнь во времена президентства Трампа и даже стали доминировать в Либертарианской партии США.
И поэтому те, кому дорога индивидуальная свобода, должны проявить осторожность и не торопиться с поддержкой Милея. Да, он либертарианец, а либертарианцы действительно верят в индивидуальную свободу. Но реальный вопрос в том, чья эта свобода, и какие конкретные меры потребуются для защиты этой свободы. Ответы Милея могут оказаться совсем не тем, что хотели бы услышать многие либертарианцы (и все остальные).
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
French President Emmanuel Macron’s decision to dissolve the National Assembly and call a snap election now looks like a brilliant move. Although his allies finished second, the far right has been left far from power – at least for now.
assesses the surprising result of France’s snap parliamentary election and suggests what may lie ahead.
САН-ДИЕГО – Хавьер Милей – это не просто бывшая рок-звезда и владелец пяти клонированных собак, который называет себя «анархо-капиталистом». Он ещё и ведущий кандидат на президентских выборах в Аргентине 22 октября. Многие западные эксперты теперь гадают, что именно он представляет.
Одни комментаторы называют Милея кандидатом «правых», «крайне правых» и «популистов». Для этого есть основания. Милей активно поддерживает политиков-популистов, например, Дональда Трампа и Жаира Болсонару, а в ходе интервью с крайне правым телеведущим Такером Карлсоном он негативно охарактеризовал движение BLM, идеологию ЛГБТ, феминизм и изменение климата, назвав всё это частью мировой «социалистической повестки».
Однако другие эксперты утверждают, что Милея следует считать принципиальным либертарианцем, и у них тоже имеются аргументы в поддержку такой характеристики. У Милея диплом экономиста, а его подходы опираются на методологию австрийской школы, которая стала популярна благодаря Людвигу фон Мизесу и Фридриху фон Хайеку. Идеи Милея сформировались под влиянием Альберто Бенегаса Линча, чей Центр изучения свободы помогал создать и сохранить аргентинскую традицию классической либеральной мысли во враждебной ей атмосфере перонизма.
Наконец, в отличие от популистов, подобных Болсонару, который печально прославился тем, что пригрозил применять насилие, если увидит на улице двух целующихся мужчин, Милей руководствуется принципом «живи и дай жить другим» во многих социальных вопросах, в частности, он поддерживает гей-браки и права трансгендеров.
В этом спорах обе стороны полагают, что описанные выше характеристики являются взаимоисключающими. Милей – это либо индивидуалистичный, либертарианский активист, созданный по лекалам Айн Рэнд, либо же крайне правый популист, похожий на премьер-министра Венгрии Виктора Орбана.
В реальности Милей является и тем, и другим. И в этой комбинации нет ничего особенно необычного или удивительного. В нашей новой книге «Индивидуалисты», посвящённой истории либертарианской мысли, Джон Томаси и я объясняем, что либертарианство по своей природе является очень гибкой идеологией: за почти 200 лет своей истории она принимала как радикальные, так и реакционные формы.
Secure your copy of PS Quarterly: Age of Extremes
The newest issue of our magazine, PS Quarterly: Age of Extremes, is here. To gain digital access to all of the magazine’s content, and receive your print copy, subscribe to PS Premium now.
Subscribe Now
Например, в XIX веке либертарианцы, такие как Лисандер Спунер и Вольтарина де Клер, находились в авангарде целого ряда прогрессивных социальных движений. Либертарианцы были радикальными аболиционистами (сторонниками отмены рабства), крестоносцами борьбы за права женщин, настойчивыми критиками милитаризма и колониализма, а в некоторых случаях даже выступали против эксплуатации трудящихся за зарплату и против частной собственности на землю.
Однако к середине XX века либертарианство начало сворачивать вправо. Но фоне общей для них угрозы социализма либертарианцы в Америки сформировали неоднозначный альянс с консерваторами ради борьбы с политикой «Нового курса» внутри США и с международным коммунизмом за рубежом. Защита экономической свободы вышла на первый план, а радикальные критики государственного капитализма и социальной иерархии были отодвинуты в сторону.
Именно поэтому, даже если мы решим, что Милей является либертарианцем, это мало что скажет нам о том, как он будет управлять. Все либертарианцы верны идеям частной собственности, свободных рынков и ограниченной государственной власти, но эти идеалы невероятно широко интерпретируются, что позволяет двигаться как в прогрессивном, так и в реакционном направлении.
Например, Милей выступает против легальных абортов, а среди американских либертарианцев такую позицию занимает, наверное, меньшинство; большинство же из них полагают, что женщины имеют право на суверенитет над собственным телом. Однако те либертарианцы, которые, подобно Милею, выступают против абортов, могут сказать, что у нерождённых детей тоже есть права.
Кроме того, многие либертарианцы в США выступают за прекращение «войны с наркотиками» и против ограничений в иммиграционной политике. Они считают эти меры примером государственного принуждения и вмешательства в мирный и добровольный выбор, который делают люди. Однако более консервативную позицию Милея в этих вопросах тоже можно рационализировать как либертарианскую, поскольку современное социальное государство создало мир, в котором налогоплательщикам иногда приходится платить за выбор, который сделали другие люди. А что, если легализация наркотиков и открытие границ приведёт к увеличению налогов на нынешних граждан (для либертарианцев это равнозначно усилению государственного принуждения)?
В конечном итоге умному философу (или политику-оппортунисту) сравнительно несложно будет найти более или менее убедительные либертарианские оправдания для практически любых мер, которые ему понравятся. Сам Милей уже дал ясно понять, что займётся реализацией либертарианской программы с сильным популистским уклоном.
В США у нас уже была возможность понять, как может выглядеть либертарианский популизм благодаря «палеолибертарианству» Мюррея Ротбарда и Лью Роквелла. В начале 1990-х эта школа поддерживала политиков-расистов (таких как Дэвид Дьюк), националистическую (крайне строгую) иммиграционную политику, а также агрессивные полицейские действия против преступников и «бомжей». Эти взгляды обрели новую жизнь во времена президентства Трампа и даже стали доминировать в Либертарианской партии США.
И поэтому те, кому дорога индивидуальная свобода, должны проявить осторожность и не торопиться с поддержкой Милея. Да, он либертарианец, а либертарианцы действительно верят в индивидуальную свободу. Но реальный вопрос в том, чья эта свобода, и какие конкретные меры потребуются для защиты этой свободы. Ответы Милея могут оказаться совсем не тем, что хотели бы услышать многие либертарианцы (и все остальные).