Проблема преемственности в арабских светских республиках выдвигает на передний план их трудности при переходе к постреволюционной фазе, поскольку преемственность в режимах, которые не смогли создать прочные учреждения, всегда рискует вызвать системный кризис. В то время, как решению некоторых в пользу династической преемственности, возможно, не хватает демократии, оно не всецело лишено достоинств. Вероятно, это выбор в пользу экономической модернизации, прекращения политики конфликтов и положительных политических перемен в дальнейшем будущем.
Годы репрессивного авторитаризма при поддержке Запада пресекали в корне любой потенциальный рост либеральной альтернативы действующим арабским режимам и превращали любой резкий шаг к свободным выборам в опасное упражнение в Исламской демократии. Демократия, которая создает правительства во главе с Хамасом, Хезболлой или Мусульманским Братством, неизбежно должна быть антизападной и должна противостоять "мирному процессу" с Израилем, инициированному Америкой.
Сирия уже пыталась обеспечить непрерывность режима через квазимонархическую наследственную преемственность с переходом власти от Хафеза аль-Ассада к его сыну Башару. Есть признаки, что Египет может последовать этому примеру с передачей власти сыну Хусни Мубарака, Гамалю. Подобным образом, преемником ливийского Муаммара Каддафи может стать его сын Сейф аль Ислам. Будучи продуктами революционных военных переворотов, эти светские националистические режимы не смогли создать настоящую народную законность и вынуждены были вернуться к династической преемственности, практикуемой теми режимами, которые они свергли.
Центрированность наследственной преемственности в стремлении к миру и стабильности проявил Хафез аль-Ассад, когда он согласился на беспрецедентные жесты доброй воли, целью которых было вовлечь израильское правительство Эхуда Барака в мирный процесс. Будучи старым и больным человеком, которому было суждено умереть несколько месяцев спустя, он действовал с чувством безотлагательности, чтобы заключить соглашение, которое освободит его неопытного сына от бремени борьбы за возврат Голанских Высот.
Башар Ассад по сути остается верным наследию своего отца. Мало чем отличаясь от дерзкой ядерной политики Северной Кореи и Ирана, членство Башара в “оси зла” региона является призывом к диалогу с Америкой, а не приглашением к вторжению, и к урегулированию с Израилем, а не двигателем для ведения войны с ним.
В Египте Мубарак повернулся спиной к высокопарной риторике революции Гамаля Абделя-Нассера и ее великих стратегических проектов. Стабильность лежит в основе его мышления. Следовательно, он не мог принять неуклюжую американскую программу в поддержку демократии. Но он страстно стремился занять центральное место в поддержке арабской дипломатией мирной конференции в Аннаполисе. В конце концов, страсть, которую вызывает тяжелое положение палестинцев у простых египтян, является опасным источником нестабильности.
At a time when democracy is under threat, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided. Subscribe now and save $50 on a new subscription.
Subscribe Now
Преемственность Мубарака осуществляется в особенно сложной манере. Приход к власти его сына, в отличие от Башара накануне смерти его отца, далеко не является улаженным. Но поскольку ему позволили приобрести народную законность и высокую степень одобрения в правящих политических кругах как движущей силе, стоящей за приготовлениями правящей партии к эре после Мубарака, Гамаль занимает стратегическую позицию для того, чтобы успешно бороться за пост президента.
Ему в значительной степени отдают должное за выбор политического курса страны и за то, что он является двигателем либеральных экономических реформ, которые с 2004 года означали качественный скачок в египетской экономике. Возможно, как утверждают критики президента Мубарака, неуверенный прогресс демократизации отражает попытку блокировать всех потенциальных конкурентов Гамаля. Но с закатом светского национализма и подъемом Исламизма, скрытая избирательная власть Мусульманского Братства представляет собой смертную угрозу режиму и его стратегическому союзу с Западом. В результате, режим отказывается рисковать.
Также нельзя сказать, что решение Муаммара Каддафи перестать быть международным изгоем не имело никакого отношения к его заинтересованности в том, чтобы завещать своему сыну государство, живущее в мире с остальным миром. Его ужасная репутация нарушений прав человека остается, но пламенный “Гид Революции” перестал играть с оружием массового уничтожения и глобальным терроризмом в обмен на отмену санкций и международную реабилитацию. Будучи больным человеком, правлению которого внутри страны бросают вызов Исламистские противники, он решил, что международное изгнание и внутренние беспорядки – это слишком взрывная комбинация для его сына, испорченного плэйбоя.
Алжир – это особенно трудный случай. Последний из революционного поколения президент Абдельазиз Бутефлика все еще должен задумать преемственность, которая закончит гражданскую войну в его стране. Оперившаяся демократия может привести к победе Исламистов, как произошло в 1991 году.
Переход к демократии в старых революционных арабских режимах не будет соответствовать западной модели, при этом его нельзя навязать с помощью американских F-16. Но как возможно показывают такие страны, как Египет, Сирия и Ливия, наследственная преемственность не является по сути реакционным шагом. Скорее это означает выбор контролируемого перехода к постреволюционной фазе, в которой экономическая модернизация и международная интеграция могли бы ознаменовать более крупные политические перемены в будущем.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
The United States and its allies have a unique opportunity to help Syria finally move away from foreign-sponsored proxy wars and toward a more balanced regional alignment. Engagement with Syria's new leadership offers leverage, whereas confrontation will merely perpetuate the old cycle of bloodshed.
explains how America and its allies should respond to the demise of the country's longstanding dictatorship.
Проблема преемственности в арабских светских республиках выдвигает на передний план их трудности при переходе к постреволюционной фазе, поскольку преемственность в режимах, которые не смогли создать прочные учреждения, всегда рискует вызвать системный кризис. В то время, как решению некоторых в пользу династической преемственности, возможно, не хватает демократии, оно не всецело лишено достоинств. Вероятно, это выбор в пользу экономической модернизации, прекращения политики конфликтов и положительных политических перемен в дальнейшем будущем.
Годы репрессивного авторитаризма при поддержке Запада пресекали в корне любой потенциальный рост либеральной альтернативы действующим арабским режимам и превращали любой резкий шаг к свободным выборам в опасное упражнение в Исламской демократии. Демократия, которая создает правительства во главе с Хамасом, Хезболлой или Мусульманским Братством, неизбежно должна быть антизападной и должна противостоять "мирному процессу" с Израилем, инициированному Америкой.
Сирия уже пыталась обеспечить непрерывность режима через квазимонархическую наследственную преемственность с переходом власти от Хафеза аль-Ассада к его сыну Башару. Есть признаки, что Египет может последовать этому примеру с передачей власти сыну Хусни Мубарака, Гамалю. Подобным образом, преемником ливийского Муаммара Каддафи может стать его сын Сейф аль Ислам. Будучи продуктами революционных военных переворотов, эти светские националистические режимы не смогли создать настоящую народную законность и вынуждены были вернуться к династической преемственности, практикуемой теми режимами, которые они свергли.
Центрированность наследственной преемственности в стремлении к миру и стабильности проявил Хафез аль-Ассад, когда он согласился на беспрецедентные жесты доброй воли, целью которых было вовлечь израильское правительство Эхуда Барака в мирный процесс. Будучи старым и больным человеком, которому было суждено умереть несколько месяцев спустя, он действовал с чувством безотлагательности, чтобы заключить соглашение, которое освободит его неопытного сына от бремени борьбы за возврат Голанских Высот.
Башар Ассад по сути остается верным наследию своего отца. Мало чем отличаясь от дерзкой ядерной политики Северной Кореи и Ирана, членство Башара в “оси зла” региона является призывом к диалогу с Америкой, а не приглашением к вторжению, и к урегулированию с Израилем, а не двигателем для ведения войны с ним.
В Египте Мубарак повернулся спиной к высокопарной риторике революции Гамаля Абделя-Нассера и ее великих стратегических проектов. Стабильность лежит в основе его мышления. Следовательно, он не мог принять неуклюжую американскую программу в поддержку демократии. Но он страстно стремился занять центральное место в поддержке арабской дипломатией мирной конференции в Аннаполисе. В конце концов, страсть, которую вызывает тяжелое положение палестинцев у простых египтян, является опасным источником нестабильности.
HOLIDAY SALE: PS for less than $0.7 per week
At a time when democracy is under threat, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided. Subscribe now and save $50 on a new subscription.
Subscribe Now
Преемственность Мубарака осуществляется в особенно сложной манере. Приход к власти его сына, в отличие от Башара накануне смерти его отца, далеко не является улаженным. Но поскольку ему позволили приобрести народную законность и высокую степень одобрения в правящих политических кругах как движущей силе, стоящей за приготовлениями правящей партии к эре после Мубарака, Гамаль занимает стратегическую позицию для того, чтобы успешно бороться за пост президента.
Ему в значительной степени отдают должное за выбор политического курса страны и за то, что он является двигателем либеральных экономических реформ, которые с 2004 года означали качественный скачок в египетской экономике. Возможно, как утверждают критики президента Мубарака, неуверенный прогресс демократизации отражает попытку блокировать всех потенциальных конкурентов Гамаля. Но с закатом светского национализма и подъемом Исламизма, скрытая избирательная власть Мусульманского Братства представляет собой смертную угрозу режиму и его стратегическому союзу с Западом. В результате, режим отказывается рисковать.
Также нельзя сказать, что решение Муаммара Каддафи перестать быть международным изгоем не имело никакого отношения к его заинтересованности в том, чтобы завещать своему сыну государство, живущее в мире с остальным миром. Его ужасная репутация нарушений прав человека остается, но пламенный “Гид Революции” перестал играть с оружием массового уничтожения и глобальным терроризмом в обмен на отмену санкций и международную реабилитацию. Будучи больным человеком, правлению которого внутри страны бросают вызов Исламистские противники, он решил, что международное изгнание и внутренние беспорядки – это слишком взрывная комбинация для его сына, испорченного плэйбоя.
Алжир – это особенно трудный случай. Последний из революционного поколения президент Абдельазиз Бутефлика все еще должен задумать преемственность, которая закончит гражданскую войну в его стране. Оперившаяся демократия может привести к победе Исламистов, как произошло в 1991 году.
Переход к демократии в старых революционных арабских режимах не будет соответствовать западной модели, при этом его нельзя навязать с помощью американских F-16. Но как возможно показывают такие страны, как Египет, Сирия и Ливия, наследственная преемственность не является по сути реакционным шагом. Скорее это означает выбор контролируемого перехода к постреволюционной фазе, в которой экономическая модернизация и международная интеграция могли бы ознаменовать более крупные политические перемены в будущем.