Так как будущее как Пакистана, так и его президента Первеза Мушаррафа остается неопределенным в результате убийства Беназир Бхутто, напрашиваются параллели между падением шаха в 1979 году и Исламской революцией в Иране. Снова "проамериканский" автократ, по-видимому, быстро теряет власть, в то время как его американский союзник в нерешительности взирает на это. Либеральная элита и интеллигенция выступают против диктатора, уверенные в том, что их страна должна стать светской демократией.
Очевидный урок, вытекающий из 1979 года, состоит том, что Америка возложила всю тяжесть своих стратегических отношений с Ираном на плечи непопулярного диктатора. Когда режим этого диктатора пал, то вместе с этим и Америка утратила возможность реализовывать свои интересы в этой стране.
Но Иранская революция содержит еще один урок для пакистанских либералов: будучи одержимой стремлением отстранить шаха от власти, иранская интеллигенция имела лишь иллюзорное представление о своем собственном обществе и о потенциальной возможности интеллигенции одержать победу путем внезапного политического переворота. После падения шаха радикальное меньшинство, которое желало сражаться и умереть за свое дело, истребило "умеренное меньшинство", сразу же установив в стране исламское правление.
Безусловно, между Ираном семидесятых годов 20-го столетия и современным Пакистаном имеются глубокие политические и культурные различия. В Иране отсутствовала независимая судебная система, свобода прессы и организации гражданского общества. В современном Пакистане все это имеется, хотя и в разной степени. И что еще более важно, в отличие от суннитского духовенства Пакистана, иранские духовные лица шииты были хорошо организованы и принимали активное участие в политической жизни, а исламские партии Пакистана никогда не набирали более 12% голосов избирателей.
Тем не менее, было бы неверно думать, что Пакистан совсем не испытывает влияния подводных исламистских течений мусульманского мира. Около 40% пакистанцев находится за чертой бедности, половина населения неграмотно, а те, кто имеет образование, получили его в медресе, которые финансируются ваххабитами. Различные опросы общественного мнения постоянно показывают, что значительное меньшинство пакистанцев положительно отзывается об Усаме бен Ладене, отрицательно относится к США, и считает, что первостепенное значение следует придавать внедрению исламского закона (шариата).
Однажды представитель интеллигенции Пакистана признался мне в следующем: "Я опасаюсь того, что слабая поддержка исламистов со стороны избирателей объясняется в большей степени тем, что влиятельный харизматичный лидер пакистанских исламистов Хассан Насралла еще не проявил себя в полной мере, но это не значит, что его призывы не будут поддержаны и не найдут соответствующий отклик. "Большинство иранцев узнало об аятолле Хомейни только после 1978 года, но его воззвание и обращение к нации нашло резонанс и сумело зажечь миллионы людей.
Project Syndicate is returning to Climate Week NYC with an even more expansive program. Join us live on September 22 as we welcome speakers from around the world at our studio in Manhattan to address critical dimensions of the climate debate.
Register Now
Армия всегда была мощнейшей силой, которая гарантировала, что Пакистан не пойдет по пути Ирана. Но в то время как офицерский корпус может быть стойким защитником светского правления, рядовой и сержантский состав армии отражает состав пакистанского общества. В случае политического пробуждения исламистов, лояльность армии не гарантирована. В Иране, кроме офицеров старшего командного состава, которые были убиты или же бежали из страны, сильная светски настроенная армия шаха фактически за одну ночь перешла на сторону революционного правительства Хомейни.
Это не означает, что пробуждение исламистов в Пакистане уже маячит где-то на горизонте, или же что пакистанцы должны выбирать между непопулярным автократом или правительством талибанского толка. Напротив, либеральные силы Пакистана обладают достаточной смелостью, чтобы вести агитацию за установление демократии, норм права и за ограничение власти Мушаррафа, репутацию которого, как президента, уже невозможно, по-видимому, восстановить. Но из иранской революции им следует извлечь урок о том, что их средства агитации с целью проведения политических реформ связаны с политическими целями, которых они надеются достичь.
Еще не улеглись эмоции после смерти Бхутто. Более 50 человек было убито в результате волнений. Партия Беназир Бхутто и партия бывшего премьер-министра Наваза Шарифа стали свидетелями массовых демонстраций, участники которых требовали отставки правительства Мушаррафа. Но политика, замешанная на ярости и гневе, жажде возмездия и учинении беспорядков, не принесет той плюралистической демократии, которой стремилась добиться Бхутто. Желание отомстить Мушаррафу за удушение демократии и за неприятие должных мер безопасности для обеспечения личной охраны Бхутто, только сделает политическую ситуацию более взрывоопасной и лишь затруднит "дерадикализацию" пакистанского общества, к чему стремятся либерально настроенные силы Пакистана.
Не только в Иране, но также в Ливане, Палестине и Ираке, история показала, что хаос и насилие только играют на руку исламистам. Аналогично этому, в Пакистане опасно уповать на то, что демократически настроенные юристы, интеллигенция и студенты одержат победу в результате беспорядков и потенциальных побоищ, являющихся частью уличной политики.
Как рассуждал Джон Лимберт, ученый-эрудит, специалист по Ирану и отставной американский дипломат (в течение 444 дней он находился в заложниках в Иране), по поводу революции 1979 года в Иране, "Наши либерально настроенные иранские друзья оказались беспомощными в условиях политических беспорядков … Они могли писать обличительные редакционные статьи", но им не хватило смелости " избить своих оппонентов, организовать уличные банды … и проявить безжалостность к своим противникам, а без этого невозможно выйти победителем в политической схватке".
Пакистанские либералы, возможно, правы в том, что в их стране исламисты не способны захватить власть. Но слишком велика ставка в этой игре, чтобы полагаться на случай, а бури, вызываемые "политическим исламом", с трудом поддаются прогнозу.
В 1978 году либерально настроенные силы Ирана стремились любой ценой сместить шаха. Вместо того чтобы создать атмосферу, благоприятную для "иранского Ганди", они невольно помогли прийти к власти аятолле Хомейни и теократическому режиму, еще более нетерпимому, чем тот режим, который они помогали свергнуть.
Спустя три десятилетия миллионы иранцев желают вернуть прошлое, чтобы прожить те пьянящие дни по-другому. А пакистанцам следует проявить мудрость и сделать правильный вывод из уроков истории.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
After a decades-long love affair with laissez-faire policies, many governments – notably in developed countries – are increasingly seeking to shape their economies through tariffs, subsidies, public procurement, and more. But not all industrial policies are created equal, and understanding their nuances and limitations is critical to their success.
Too often, the press and voters treat abortion, and reproductive rights more broadly, as well as other “family” issues – like child tax credits, paid family leave policies and affordable childcare – as somehow different from economic issues. But they are not.
shows why abortion, childcare, and parental leave are not merely “family” issues.
Так как будущее как Пакистана, так и его президента Первеза Мушаррафа остается неопределенным в результате убийства Беназир Бхутто, напрашиваются параллели между падением шаха в 1979 году и Исламской революцией в Иране. Снова "проамериканский" автократ, по-видимому, быстро теряет власть, в то время как его американский союзник в нерешительности взирает на это. Либеральная элита и интеллигенция выступают против диктатора, уверенные в том, что их страна должна стать светской демократией.
Очевидный урок, вытекающий из 1979 года, состоит том, что Америка возложила всю тяжесть своих стратегических отношений с Ираном на плечи непопулярного диктатора. Когда режим этого диктатора пал, то вместе с этим и Америка утратила возможность реализовывать свои интересы в этой стране.
Но Иранская революция содержит еще один урок для пакистанских либералов: будучи одержимой стремлением отстранить шаха от власти, иранская интеллигенция имела лишь иллюзорное представление о своем собственном обществе и о потенциальной возможности интеллигенции одержать победу путем внезапного политического переворота. После падения шаха радикальное меньшинство, которое желало сражаться и умереть за свое дело, истребило "умеренное меньшинство", сразу же установив в стране исламское правление.
Безусловно, между Ираном семидесятых годов 20-го столетия и современным Пакистаном имеются глубокие политические и культурные различия. В Иране отсутствовала независимая судебная система, свобода прессы и организации гражданского общества. В современном Пакистане все это имеется, хотя и в разной степени. И что еще более важно, в отличие от суннитского духовенства Пакистана, иранские духовные лица шииты были хорошо организованы и принимали активное участие в политической жизни, а исламские партии Пакистана никогда не набирали более 12% голосов избирателей.
Тем не менее, было бы неверно думать, что Пакистан совсем не испытывает влияния подводных исламистских течений мусульманского мира. Около 40% пакистанцев находится за чертой бедности, половина населения неграмотно, а те, кто имеет образование, получили его в медресе, которые финансируются ваххабитами. Различные опросы общественного мнения постоянно показывают, что значительное меньшинство пакистанцев положительно отзывается об Усаме бен Ладене, отрицательно относится к США, и считает, что первостепенное значение следует придавать внедрению исламского закона (шариата).
Однажды представитель интеллигенции Пакистана признался мне в следующем: "Я опасаюсь того, что слабая поддержка исламистов со стороны избирателей объясняется в большей степени тем, что влиятельный харизматичный лидер пакистанских исламистов Хассан Насралла еще не проявил себя в полной мере, но это не значит, что его призывы не будут поддержаны и не найдут соответствующий отклик. "Большинство иранцев узнало об аятолле Хомейни только после 1978 года, но его воззвание и обращение к нации нашло резонанс и сумело зажечь миллионы людей.
PS Events: Climate Week NYC 2024
Project Syndicate is returning to Climate Week NYC with an even more expansive program. Join us live on September 22 as we welcome speakers from around the world at our studio in Manhattan to address critical dimensions of the climate debate.
Register Now
Армия всегда была мощнейшей силой, которая гарантировала, что Пакистан не пойдет по пути Ирана. Но в то время как офицерский корпус может быть стойким защитником светского правления, рядовой и сержантский состав армии отражает состав пакистанского общества. В случае политического пробуждения исламистов, лояльность армии не гарантирована. В Иране, кроме офицеров старшего командного состава, которые были убиты или же бежали из страны, сильная светски настроенная армия шаха фактически за одну ночь перешла на сторону революционного правительства Хомейни.
Это не означает, что пробуждение исламистов в Пакистане уже маячит где-то на горизонте, или же что пакистанцы должны выбирать между непопулярным автократом или правительством талибанского толка. Напротив, либеральные силы Пакистана обладают достаточной смелостью, чтобы вести агитацию за установление демократии, норм права и за ограничение власти Мушаррафа, репутацию которого, как президента, уже невозможно, по-видимому, восстановить. Но из иранской революции им следует извлечь урок о том, что их средства агитации с целью проведения политических реформ связаны с политическими целями, которых они надеются достичь.
Еще не улеглись эмоции после смерти Бхутто. Более 50 человек было убито в результате волнений. Партия Беназир Бхутто и партия бывшего премьер-министра Наваза Шарифа стали свидетелями массовых демонстраций, участники которых требовали отставки правительства Мушаррафа. Но политика, замешанная на ярости и гневе, жажде возмездия и учинении беспорядков, не принесет той плюралистической демократии, которой стремилась добиться Бхутто. Желание отомстить Мушаррафу за удушение демократии и за неприятие должных мер безопасности для обеспечения личной охраны Бхутто, только сделает политическую ситуацию более взрывоопасной и лишь затруднит "дерадикализацию" пакистанского общества, к чему стремятся либерально настроенные силы Пакистана.
Не только в Иране, но также в Ливане, Палестине и Ираке, история показала, что хаос и насилие только играют на руку исламистам. Аналогично этому, в Пакистане опасно уповать на то, что демократически настроенные юристы, интеллигенция и студенты одержат победу в результате беспорядков и потенциальных побоищ, являющихся частью уличной политики.
Как рассуждал Джон Лимберт, ученый-эрудит, специалист по Ирану и отставной американский дипломат (в течение 444 дней он находился в заложниках в Иране), по поводу революции 1979 года в Иране, "Наши либерально настроенные иранские друзья оказались беспомощными в условиях политических беспорядков … Они могли писать обличительные редакционные статьи", но им не хватило смелости " избить своих оппонентов, организовать уличные банды … и проявить безжалостность к своим противникам, а без этого невозможно выйти победителем в политической схватке".
Пакистанские либералы, возможно, правы в том, что в их стране исламисты не способны захватить власть. Но слишком велика ставка в этой игре, чтобы полагаться на случай, а бури, вызываемые "политическим исламом", с трудом поддаются прогнозу.
В 1978 году либерально настроенные силы Ирана стремились любой ценой сместить шаха. Вместо того чтобы создать атмосферу, благоприятную для "иранского Ганди", они невольно помогли прийти к власти аятолле Хомейни и теократическому режиму, еще более нетерпимому, чем тот режим, который они помогали свергнуть.
Спустя три десятилетия миллионы иранцев желают вернуть прошлое, чтобы прожить те пьянящие дни по-другому. А пакистанцам следует проявить мудрость и сделать правильный вывод из уроков истории.