Страх перед финансовыми рынками растет во всем мире. Недоверие к людям, получающим большие деньги, сидя за компьютером и выполняя работу, которая совсем не кажется продуктивной, наблюдается повсюду. Те, кто работает с бумагами, зарабатывают больше, чем те, кто занимается производством; биржевые спекулянты – больше, чем менеджеры; трейдеры – больше, чем предприниматели; арбитражеры – больше, чем стяжатели; умные – больше, чем надежные; и, что самое главное, финансовые рынки более могущественны, чем государства.
По общему мнению, такое положение вещей несправедливо. Как сказал Франклин Рузвельт, мы должны "изгнать менял из храма нашей цивилизации". Мы должны "восстановить древние истины", согласно которым выращивание, создание, управление и изобретение вещей должно иметь более высокий статус и пользоваться большим почетом, а также вознаграждаться лучше, чем то, чем занимаются финансисты.
Конечно, в современной глобальной финансовой системе есть чего бояться. Ее размеры поистине поразительны: в мире, где годовой мировой ВВП составляет около 50 триллионов долларов, стоимость корпоративных слияний и поглощений только в этом году составила более четырех триллионов долларов, тогда как стоимость находящихся в обороте и теоретически ликвидных финансовых активов, наверное, достигнет 160 триллионов долларов к концу текущего года.
По недавним оценкам Института глобальных исследований МакКинси, мировые финансовые активы сегодня превышают мировой ВВП более чем в три раза, что, в свою очередь, в три раза выше соотношения, существовавшего в 1980 году (и гораздо выше соотношения в 2/3 мирового ВВП после окончания Второй Мировой Войны). Существуют также и другие цифры, которые кажутся огромными и которые сложно интерпретировать: 300 триллионов долларов вложено в производные ценные бумуги; активы стоимостью в три триллиона долларов находятся под управлением 12 тысяч глобальных "хедж-фондов"; 1.2 триллиона долларов в год находятся в распоряжении "частного капитала".
Но в современной глобальной финансовой системе создаются важные вещи, как позитивные, так и негативные. Рассмотрим четыре триллиона, пришедшихся на корпоративные слияния и поглощения в текущем году, когда компании приобретают и продают филиалы и подразделения в поисках синергий, большей рыночной силы или лучшего менеджмента.
Владельцы выставленных на продажу активов получат прибыль в размере приблизительно 800 миллиардов долларов по сравнению со стоимостью этих активов перед слиянием. Акционеры компаний, приобретающих предприятия, потеряют около 300 миллиардов долларов на рыночной стоимости акций, поскольку рынки интерпретируют поглощения как сигнал того, что директора компаний полны энтузиазма и являются неконтролируемыми "строителями империй", нежели рассудительными попечителями, стремящимися максимизировать выплаты инвесторам. Эти 300 миллиардов долларов являются налогом, который акционеры растущих компаний согласны платить (или который они не могут избежать) за энергичных корпоративных управляющих.
Project Syndicate is returning to Climate Week NYC with an even more expansive program. Join us live on September 22 as we welcome speakers from around the world at our studio in Manhattan to address critical dimensions of the climate debate.
Register Now
Откуда возникает чистая прибыль в размере 500 миллиардов долларов в виде глобальной рыночной стоимости, не известно. Частично она образуется за счет негативного перехода доходов из рук потребителей в руки акционеров по мере обретения корпорациями большей монополии, частично – за счет повышения эффективности в результате лучшего управления и более подходящего размера операций, и частично является переплатой со стороны тех, кто заражается излишним энтузиазмом, когда компании оказываются в центре внимания средств массовой информации.
Если на долю каждого из этих факторов приходится одна треть чистой прибыли, из этого можно сделать несколько заключений. Во-первых, если исключить трансферты внутри самого финансового сектора, общий глобальный эффект этого вида финансовой деятельности составит прибыль для акционеров в размере около 340 миллиардов долларов за счет ожидаемых в будущем более высоких доходов. Потери в размере 170 миллиардов долларов связаны с реальными заработными платами в будущем, поскольку потребителям придется платить больше компаниям с большей рыночной силой. Таким образом, в 2007 году чистая прибыль для общества составит 170 миллиаров долларов, что равняется 0.3% мирового ВВП или средней выработке семи миллионов рабочих.
В каком-то смысле мы должны быть благодарны организаторам слияний и поглощений, как бы много они ни зарабатывали: очень важно, чтобы неэффективные компании с негодным менеджментом находились под давлением со стороны тех, кто может работать лучше и кто может привлечь достаточно средств для того, чтобы доказать это. Нельзя опираться на демократию акционеров как единственную систему корпоративного контроля.
Второе заключение состоит в том, что валовая прибыль, включающая плату за услуги, прибыль от торговли ценными бумагами и прибыль на капитал для тех, кто оказался в выигрыше от корпоративных слияний и поглощений, (около 800 миллиардов долларов в текущем году) значительно превосходит 170 миллиардов долларов чистой прибыли. Правительства должны играть очень важную образовательную, сдерживающую и регулирующую роль: люди должны знать риск и вероятность успеха, поскольку они могут оказаться среди тех, кто потеряет оставшиеся 630 миллиардов долларов. Пока что этого не видно.
И, наконец, интересам финансистов всегда служили стабильные высокоприбыльные монополии и олигополии, тогда как простые люди заинтересованы в развитии конкурентных рынков с невысоким уровнем прибылей для компаний. Чем более скептически вы относитесь к способности антитрастовой политики государства компенсировать рост монопольной силы компаний в результате слияний и поглощений, тем больше вы должны искать другие источники противоборствующей силы – что означает прогрессивный подоходный налог – чтобы не допустить резкий скачок в неравенстве доходов.
Физиократы восемнадцатого века считали, что только фермеры занимались реальным производством и что все остальные обманывали фермеров, лишая их справедливой доли прибыли. Марксисты двадцатого века разделяли эту точку зрения, но только в отношении рабочих.
И те, и другие были неправы. Финансовые рынки необходимо регулировать, чтобы не страдали аутсайдеры, инвестирующие в компании. Но не надо совершать ошибку, испытывая чрезмерный страх перед миром финансов.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
After a decades-long love affair with laissez-faire policies, many governments – notably in developed countries – are increasingly seeking to shape their economies through tariffs, subsidies, public procurement, and more. But not all industrial policies are created equal, and understanding their nuances and limitations is critical to their success.
Too often, the press and voters treat abortion, and reproductive rights more broadly, as well as other “family” issues – like child tax credits, paid family leave policies and affordable childcare – as somehow different from economic issues. But they are not.
shows why abortion, childcare, and parental leave are not merely “family” issues.
Страх перед финансовыми рынками растет во всем мире. Недоверие к людям, получающим большие деньги, сидя за компьютером и выполняя работу, которая совсем не кажется продуктивной, наблюдается повсюду. Те, кто работает с бумагами, зарабатывают больше, чем те, кто занимается производством; биржевые спекулянты – больше, чем менеджеры; трейдеры – больше, чем предприниматели; арбитражеры – больше, чем стяжатели; умные – больше, чем надежные; и, что самое главное, финансовые рынки более могущественны, чем государства.
По общему мнению, такое положение вещей несправедливо. Как сказал Франклин Рузвельт, мы должны "изгнать менял из храма нашей цивилизации". Мы должны "восстановить древние истины", согласно которым выращивание, создание, управление и изобретение вещей должно иметь более высокий статус и пользоваться большим почетом, а также вознаграждаться лучше, чем то, чем занимаются финансисты.
Конечно, в современной глобальной финансовой системе есть чего бояться. Ее размеры поистине поразительны: в мире, где годовой мировой ВВП составляет около 50 триллионов долларов, стоимость корпоративных слияний и поглощений только в этом году составила более четырех триллионов долларов, тогда как стоимость находящихся в обороте и теоретически ликвидных финансовых активов, наверное, достигнет 160 триллионов долларов к концу текущего года.
По недавним оценкам Института глобальных исследований МакКинси, мировые финансовые активы сегодня превышают мировой ВВП более чем в три раза, что, в свою очередь, в три раза выше соотношения, существовавшего в 1980 году (и гораздо выше соотношения в 2/3 мирового ВВП после окончания Второй Мировой Войны). Существуют также и другие цифры, которые кажутся огромными и которые сложно интерпретировать: 300 триллионов долларов вложено в производные ценные бумуги; активы стоимостью в три триллиона долларов находятся под управлением 12 тысяч глобальных "хедж-фондов"; 1.2 триллиона долларов в год находятся в распоряжении "частного капитала".
Но в современной глобальной финансовой системе создаются важные вещи, как позитивные, так и негативные. Рассмотрим четыре триллиона, пришедшихся на корпоративные слияния и поглощения в текущем году, когда компании приобретают и продают филиалы и подразделения в поисках синергий, большей рыночной силы или лучшего менеджмента.
Владельцы выставленных на продажу активов получат прибыль в размере приблизительно 800 миллиардов долларов по сравнению со стоимостью этих активов перед слиянием. Акционеры компаний, приобретающих предприятия, потеряют около 300 миллиардов долларов на рыночной стоимости акций, поскольку рынки интерпретируют поглощения как сигнал того, что директора компаний полны энтузиазма и являются неконтролируемыми "строителями империй", нежели рассудительными попечителями, стремящимися максимизировать выплаты инвесторам. Эти 300 миллиардов долларов являются налогом, который акционеры растущих компаний согласны платить (или который они не могут избежать) за энергичных корпоративных управляющих.
PS Events: Climate Week NYC 2024
Project Syndicate is returning to Climate Week NYC with an even more expansive program. Join us live on September 22 as we welcome speakers from around the world at our studio in Manhattan to address critical dimensions of the climate debate.
Register Now
Откуда возникает чистая прибыль в размере 500 миллиардов долларов в виде глобальной рыночной стоимости, не известно. Частично она образуется за счет негативного перехода доходов из рук потребителей в руки акционеров по мере обретения корпорациями большей монополии, частично – за счет повышения эффективности в результате лучшего управления и более подходящего размера операций, и частично является переплатой со стороны тех, кто заражается излишним энтузиазмом, когда компании оказываются в центре внимания средств массовой информации.
Если на долю каждого из этих факторов приходится одна треть чистой прибыли, из этого можно сделать несколько заключений. Во-первых, если исключить трансферты внутри самого финансового сектора, общий глобальный эффект этого вида финансовой деятельности составит прибыль для акционеров в размере около 340 миллиардов долларов за счет ожидаемых в будущем более высоких доходов. Потери в размере 170 миллиардов долларов связаны с реальными заработными платами в будущем, поскольку потребителям придется платить больше компаниям с большей рыночной силой. Таким образом, в 2007 году чистая прибыль для общества составит 170 миллиаров долларов, что равняется 0.3% мирового ВВП или средней выработке семи миллионов рабочих.
В каком-то смысле мы должны быть благодарны организаторам слияний и поглощений, как бы много они ни зарабатывали: очень важно, чтобы неэффективные компании с негодным менеджментом находились под давлением со стороны тех, кто может работать лучше и кто может привлечь достаточно средств для того, чтобы доказать это. Нельзя опираться на демократию акционеров как единственную систему корпоративного контроля.
Второе заключение состоит в том, что валовая прибыль, включающая плату за услуги, прибыль от торговли ценными бумагами и прибыль на капитал для тех, кто оказался в выигрыше от корпоративных слияний и поглощений, (около 800 миллиардов долларов в текущем году) значительно превосходит 170 миллиардов долларов чистой прибыли. Правительства должны играть очень важную образовательную, сдерживающую и регулирующую роль: люди должны знать риск и вероятность успеха, поскольку они могут оказаться среди тех, кто потеряет оставшиеся 630 миллиардов долларов. Пока что этого не видно.
И, наконец, интересам финансистов всегда служили стабильные высокоприбыльные монополии и олигополии, тогда как простые люди заинтересованы в развитии конкурентных рынков с невысоким уровнем прибылей для компаний. Чем более скептически вы относитесь к способности антитрастовой политики государства компенсировать рост монопольной силы компаний в результате слияний и поглощений, тем больше вы должны искать другие источники противоборствующей силы – что означает прогрессивный подоходный налог – чтобы не допустить резкий скачок в неравенстве доходов.
Физиократы восемнадцатого века считали, что только фермеры занимались реальным производством и что все остальные обманывали фермеров, лишая их справедливой доли прибыли. Марксисты двадцатого века разделяли эту точку зрения, но только в отношении рабочих.
И те, и другие были неправы. Финансовые рынки необходимо регулировать, чтобы не страдали аутсайдеры, инвестирующие в компании. Но не надо совершать ошибку, испытывая чрезмерный страх перед миром финансов.