Садам Хусейн мертв, но не все в Ираке празднуют это событие. Наоборот, то, каким образом разнообразные религиозные и этнические группы в Ираке отреагировали на эту казнь, отражает сложности, которые возникают при сохранении Ирака в качестве сплоченной общности.
Для шиитского большинства, которое при Саддаме и предыдущих правивших в Ираке суннитских режимах длительное время жестоко подавлялось, смерть Саддама символизирует достижение ими политической гегемонии. Более того, их триумфальная радость является жестоким напоминанием о том, что, те, кого подавляют, приобретая свободу, очень легко могут превратиться в угнетателей сами.
Что касается суннитского меньшинства, которое лишило власти американское вторжение и которое дает выход своему недовольству ежедневными нападениями на шиитское население и их святые места, то для них Саддам останется героем на длительное время. Курды, которые, как и шииты, были жертвами правления Саддама на протяжении многих десятилетий, спокойно закрепили свою де-факто независимость на севере и все делают для того, чтобы ими никогда больше не правили арабы.
Премьер-министр Ирака, Нури эль-Малики, который представляет правящую шиитско-курдскую коалицию, выразил надежду, что кончина диктатора поможет устранить пропасть, пролегшую между последователями различных религиозных течений. Но, какими бы искренними не казались его слова, действительность смещается в противоположном направлении, и непозволительные выкрики, раздававшиеся в момент совершения смертной казни, конечно же, не помогают рассеять утверждение о том, что это было правосудие "победителей" – и победителями были не Соединенные Штаты, а шииты.
Ничего из этого не может надежно предсказать будущее того, что мы привыкли называть "бывшим Ираком". В действительности, спор в Вашингтоне относительно того, каким образом "восстановить Ирак", не имеет к этому никакого отношения, поскольку то, что уже больше не существует, а именно Ирак в качестве функционирующего государства, не может быть восстановлено. Под видом поддерживаемых США конституционных преобразований, шиитское большинство преуспело в присвоении практически абсолютной власти для себя.
Таким образом, то, что несколько месяцев назад выглядело из Вашингтона как успешный переход к определенной разновидности представительного правительства, на деле является очевидной карикатурой: точно так же, как и при Саддаме, власть сегодня выходит из дула автомата – только сейчас государство не сохраняет монополию на средства насилия. Каждое формирование, занимающееся охраной правопорядка, каждое министерство, каждая шиитская политическая фракция имеют свои собственные автоматы, головорезов и отряды виджиланти – в то время, как сунниты продолжают использовать груды оружия, накопленные ими при Саддаме, чтобы вести арьергардные бои против нового порядка, видимость легитимности которому придали выборы.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Не существует власти - за исключением опирающейся на насилие диктатуры - которая могла бы сделать так, чтобы шииты, сунниты и курды могли жить в одном политическом образовании. Похожая на химеру американская мечта о демократизации за одну ночь глубоко разделенного общества, которое было знакомо только с насилием и принуждением, развязала руки ужасающему сомну политических демонов.
В этих обстоятельствах проводившиеся ранее в Вашингтоне споры между Бейкером и Гамильтоном в основном не имеют какого-либо отношения к будущему Ирака – хотя они важны для определения будущего власти в США, ее престижа и положения США в мире. Будущее Ирака будет решаться населением Ирака, но с помощью пуль, а не бюллетеней. США и все международное сообщество практически не имеет средств, чтобы справиться с этой ближневосточной версией Югославии и теми последствиями, которые она будет иметь для региона. И, в отличие от государств, ставших наследниками Югославии, которые могли смотреть в сторону Европы, отсутствие легитимной арабской демократической ролевой модели делает наведение демократического порядка здесь значительно более сложной задачей.
Некоторые европейцы и жители других стран, возможно, злорадствуют относительно неудачи, которую американцы потерпели в Ираке, и несостоятельность – если не хуже - постоккупационной политики США просто вопиюща. Тем не менее, корни причины этой неудачи идут значительно глубже во времена создания Ирака как искусственного образования в 1920-х годах империалистическими планировщиками из Великобритании, которые сшили в одно государство три различные провинции потерпевшей поражение Оттоманской империи, которое никогда ранее не было самобытным образованием.
В действительности, само образование Ирака основано на правосудии победителя: Британская империя, после победы над Оттоманской империей, сделала арабов-сунитов верховными правителями в стране, в которой они составляли меньшинство. Сейчас эта расстановка нарушена после очередного цикла правосудия победителей.
Последствия этого переупорядочивания власти еще неясны. Но сплоченное иракское государство - будь то унитарное, федеральное или конфедеративное - не может быть создано из общества, в котором одна часть населения рассматривает Саддама, и это справедливо, как жестокого угнетателя, а другая часть, наоборот, как героя и мученика.
У войн всегда есть непредвиденные последствия и жестокие иронии. В Ираке только сейчас становится очевидным, что некоторые государства невозможно сохранить, не разрушив.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
While the Democrats have won some recent elections with support from Silicon Valley, minorities, trade unions, and professionals in large cities, this coalition was never sustainable. The party has become culturally disconnected from, and disdainful of, precisely the voters it needs to win.
thinks Kamala Harris lost because her party has ceased to be the political home of American workers.
Садам Хусейн мертв, но не все в Ираке празднуют это событие. Наоборот, то, каким образом разнообразные религиозные и этнические группы в Ираке отреагировали на эту казнь, отражает сложности, которые возникают при сохранении Ирака в качестве сплоченной общности.
Для шиитского большинства, которое при Саддаме и предыдущих правивших в Ираке суннитских режимах длительное время жестоко подавлялось, смерть Саддама символизирует достижение ими политической гегемонии. Более того, их триумфальная радость является жестоким напоминанием о том, что, те, кого подавляют, приобретая свободу, очень легко могут превратиться в угнетателей сами.
Что касается суннитского меньшинства, которое лишило власти американское вторжение и которое дает выход своему недовольству ежедневными нападениями на шиитское население и их святые места, то для них Саддам останется героем на длительное время. Курды, которые, как и шииты, были жертвами правления Саддама на протяжении многих десятилетий, спокойно закрепили свою де-факто независимость на севере и все делают для того, чтобы ими никогда больше не правили арабы.
Премьер-министр Ирака, Нури эль-Малики, который представляет правящую шиитско-курдскую коалицию, выразил надежду, что кончина диктатора поможет устранить пропасть, пролегшую между последователями различных религиозных течений. Но, какими бы искренними не казались его слова, действительность смещается в противоположном направлении, и непозволительные выкрики, раздававшиеся в момент совершения смертной казни, конечно же, не помогают рассеять утверждение о том, что это было правосудие "победителей" – и победителями были не Соединенные Штаты, а шииты.
Ничего из этого не может надежно предсказать будущее того, что мы привыкли называть "бывшим Ираком". В действительности, спор в Вашингтоне относительно того, каким образом "восстановить Ирак", не имеет к этому никакого отношения, поскольку то, что уже больше не существует, а именно Ирак в качестве функционирующего государства, не может быть восстановлено. Под видом поддерживаемых США конституционных преобразований, шиитское большинство преуспело в присвоении практически абсолютной власти для себя.
Таким образом, то, что несколько месяцев назад выглядело из Вашингтона как успешный переход к определенной разновидности представительного правительства, на деле является очевидной карикатурой: точно так же, как и при Саддаме, власть сегодня выходит из дула автомата – только сейчас государство не сохраняет монополию на средства насилия. Каждое формирование, занимающееся охраной правопорядка, каждое министерство, каждая шиитская политическая фракция имеют свои собственные автоматы, головорезов и отряды виджиланти – в то время, как сунниты продолжают использовать груды оружия, накопленные ими при Саддаме, чтобы вести арьергардные бои против нового порядка, видимость легитимности которому придали выборы.
Introductory Offer: Save 30% on PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Не существует власти - за исключением опирающейся на насилие диктатуры - которая могла бы сделать так, чтобы шииты, сунниты и курды могли жить в одном политическом образовании. Похожая на химеру американская мечта о демократизации за одну ночь глубоко разделенного общества, которое было знакомо только с насилием и принуждением, развязала руки ужасающему сомну политических демонов.
В этих обстоятельствах проводившиеся ранее в Вашингтоне споры между Бейкером и Гамильтоном в основном не имеют какого-либо отношения к будущему Ирака – хотя они важны для определения будущего власти в США, ее престижа и положения США в мире. Будущее Ирака будет решаться населением Ирака, но с помощью пуль, а не бюллетеней. США и все международное сообщество практически не имеет средств, чтобы справиться с этой ближневосточной версией Югославии и теми последствиями, которые она будет иметь для региона. И, в отличие от государств, ставших наследниками Югославии, которые могли смотреть в сторону Европы, отсутствие легитимной арабской демократической ролевой модели делает наведение демократического порядка здесь значительно более сложной задачей.
Некоторые европейцы и жители других стран, возможно, злорадствуют относительно неудачи, которую американцы потерпели в Ираке, и несостоятельность – если не хуже - постоккупационной политики США просто вопиюща. Тем не менее, корни причины этой неудачи идут значительно глубже во времена создания Ирака как искусственного образования в 1920-х годах империалистическими планировщиками из Великобритании, которые сшили в одно государство три различные провинции потерпевшей поражение Оттоманской империи, которое никогда ранее не было самобытным образованием.
В действительности, само образование Ирака основано на правосудии победителя: Британская империя, после победы над Оттоманской империей, сделала арабов-сунитов верховными правителями в стране, в которой они составляли меньшинство. Сейчас эта расстановка нарушена после очередного цикла правосудия победителей.
Последствия этого переупорядочивания власти еще неясны. Но сплоченное иракское государство - будь то унитарное, федеральное или конфедеративное - не может быть создано из общества, в котором одна часть населения рассматривает Саддама, и это справедливо, как жестокого угнетателя, а другая часть, наоборот, как героя и мученика.
У войн всегда есть непредвиденные последствия и жестокие иронии. В Ираке только сейчас становится очевидным, что некоторые государства невозможно сохранить, не разрушив.