БЕРЛИН. Финансовый и экономический кризис, который разразился в 2008 году, будет, в ретроспективе, рассматриваться как переломный момент, потому что он затронул значимые проблемы, касающиеся будущего наших экономических систем. Эти проблемы связаны не столько с гибелью капитализма – как некоторые это воспринимают или желают этого – а, скорее, с разным восприятием капитализма в разных странах.
То, чему мы сегодня являемся свидетелями, является полным провалом дебатов 1980-х годов. В то время Рональд Рейган бывало, шутил: “Девять самых ужасных слов в английском языке следующие: я из правительства и я пришел сюда, чтобы помочь!” Теперь, когда правительства потратили триллионы долларов, евро, иен и фунтов на стабилизацию финансовых рынков и экономики в целом, те слова кажутся менее ужасающими.
Фактически, вера в рынок была подорвана, а доверие к правительству и регулированию увеличивается. После десятилетий, когда царило единодушное мнение, что государство должно установить правила и оставить частный сектор в покое, государство стало рассматриваться в качестве благотворительной силы, которая должна играть активную роль в экономике.
Это происходит, несмотря на отсутствие четкого признака превосходства государства. С другой стороны, активное вмешательство правительства США в жилищный рынок Америки стало самым очевидным примером проступков государства, примером, который, несомненно, привнес свой вклад в появление кризиса.
Я чувствую растущее желание отказаться от преимуществ инновации – тем более финансовой инновации – взамен на более медленные перемены, которые, предположительно, будут более удобными. Эти инновации будут препятствовать не только будущему экономическому росту, но могут также послужить причиной возникновения других опасностей.
Первая опасность заключается в том, что страна перенапрягается. Финансовые балансы экономик стран “большой двадцатки” значительно ухудшатся в результате кризиса. Дефицит отчасти уменьшится, пока экономики будут выздоравливать, и постепенно будут отказываться от мер поддержки. Но не все меры временные и экономически разумные. Большинство правительств использовали свои пакеты мер стимулирования, чтобы удовлетворить также свои корыстные интересы. Накопленный долг ляжет постоянным бременем на государственные финансы.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Более того, мы должны помнить, что бюджеты уже были раздуты до кризиса и что балансы правительства не отражают всех аспектов реальности. В Германии, например, общий долг скачет от нынешних 65% ВВП до 250% , если включаются пенсионные обязательства.
Выплаты по процентам составляют еще большую часть бюджетов – и начнут расти, когда снова начнут расти процентные ставки. В отсутствие четких политических обязательств и заслуживающих доверия планов для постепенной финансовой консолидации существует особый риск, что в какой-то момент суверенная прибыль заметно возрастет – с негативными последствиями для экономики и политики.
Вторая опасность заключается в том, что правительства будут продолжать считать своей обязанностью решать, какие фирмы спасать, а каким фирмам позволять обанкротиться. Надо провести черту между периодом кризиса, когда нужны срочные меры, чтобы предотвратить экономический коллапс, и нормальными обстоятельствами, когда применяется рыночный механизм на полную мощность.
Однако правительства инстинктивно могут вернуться к идее протекции национальных компаний-лидеров или повторной национализации в некоторых секторах. Но инстинкт не обязательно является здоровой основой для принятия решений. И во времена глобализации разделение между “национальным” и “иностранным” не нужно и невыполнимо.
Чтобы сохранить способность государства действовать, избегая нарушений конкуренции между отраслями и внутри их, мы должны установить критерии для выполнения будущих решений в этой сфере. В принципе, компании, которые имели неприятности до серьезного экономического кризиса, не должны иметь права на государственную помощь того типа, свидетелем которой стал недавно весь мир. Более того, помощь должна быть ограничена, чтобы фирмы не становились от нее зависимыми.
Также правительство должно быть в курсе долгосрочных затрат: крупномасштабное государственное вмешательство в рыночные процессы произведет свою собственную группу победителей и проигравших. Структурные изменения можно отложить, лишая нас возможностей, предложенных кризисом, построить более конкурентоспособные и динамичные отрасли промышленности – и ускоряя относительный глобальный спад развитых экономик.
Действительно, третья опасность заключается в том, что более сильное государственное вмешательство в экономику влечет за собой смещение в сторону от глобализации, прокладывая дорогу для различных форм национального протекционизма. Мы можем наблюдать это в финансовой отрасли, где государственная собственность привела к явной опасности повторной национализации и перераспределения финансовых рынков.
Многие финансовые учреждения, которые получили правительственные фонды, сконцентрировались на своих соответствующих внутренних рынках и свернули свою деятельность за границей. Таким же образом, существует риск, что новые правила могут, как намеренно, так и ненамеренно, привести к повторной национализации рынков.
Понятно, что правительства ищут утешение в предполагаемой безопасности национальных рынков. Но защита, которую предоставляют национальные рынки, иллюзорна: единственный способ увеличить гибкость финансовых рынков и гарантировать, что повторение такого рода кризиса становится менее вероятным, – это создать нормативно-правовую базу, которая соизмерима с интегрированными рынками. Нам нужны глобальные (или хотя бы европейские) правила, и нам нужны сильные организационные структуры, чтобы навязать эти правила – требование, которое не обязательно ограничено для финансовых рынков.
Мы должны противостоять искушению поверить в то, что вмешивающаяся патерналистская страна – наша дорога в будущее. Не только бизнес, но и общество в целом, проиграло бы, если бы мы пошли в этом направлении. Или, как многие уже говорили: “Правительство достаточно большое, чтобы дать вам все, что вы захотите, и достаточно сильное, чтобы забрать все, что вы имеете”.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
While the Democrats have won some recent elections with support from Silicon Valley, minorities, trade unions, and professionals in large cities, this coalition was never sustainable. The party has become culturally disconnected from, and disdainful of, precisely the voters it needs to win.
thinks Kamala Harris lost because her party has ceased to be the political home of American workers.
This year’s many elections, not least the heated US presidential race, have drawn attention away from the United Nations Climate Change Conference (COP29) in Baku. But global leaders must continue to focus on combating the climate crisis and accelerating the green transition both in developed and developing economies.
foresees multilateral development banks continuing to play a critical role in financing the green transition.
БЕРЛИН. Финансовый и экономический кризис, который разразился в 2008 году, будет, в ретроспективе, рассматриваться как переломный момент, потому что он затронул значимые проблемы, касающиеся будущего наших экономических систем. Эти проблемы связаны не столько с гибелью капитализма – как некоторые это воспринимают или желают этого – а, скорее, с разным восприятием капитализма в разных странах.
То, чему мы сегодня являемся свидетелями, является полным провалом дебатов 1980-х годов. В то время Рональд Рейган бывало, шутил: “Девять самых ужасных слов в английском языке следующие: я из правительства и я пришел сюда, чтобы помочь!” Теперь, когда правительства потратили триллионы долларов, евро, иен и фунтов на стабилизацию финансовых рынков и экономики в целом, те слова кажутся менее ужасающими.
Фактически, вера в рынок была подорвана, а доверие к правительству и регулированию увеличивается. После десятилетий, когда царило единодушное мнение, что государство должно установить правила и оставить частный сектор в покое, государство стало рассматриваться в качестве благотворительной силы, которая должна играть активную роль в экономике.
Это происходит, несмотря на отсутствие четкого признака превосходства государства. С другой стороны, активное вмешательство правительства США в жилищный рынок Америки стало самым очевидным примером проступков государства, примером, который, несомненно, привнес свой вклад в появление кризиса.
Я чувствую растущее желание отказаться от преимуществ инновации – тем более финансовой инновации – взамен на более медленные перемены, которые, предположительно, будут более удобными. Эти инновации будут препятствовать не только будущему экономическому росту, но могут также послужить причиной возникновения других опасностей.
Первая опасность заключается в том, что страна перенапрягается. Финансовые балансы экономик стран “большой двадцатки” значительно ухудшатся в результате кризиса. Дефицит отчасти уменьшится, пока экономики будут выздоравливать, и постепенно будут отказываться от мер поддержки. Но не все меры временные и экономически разумные. Большинство правительств использовали свои пакеты мер стимулирования, чтобы удовлетворить также свои корыстные интересы. Накопленный долг ляжет постоянным бременем на государственные финансы.
Introductory Offer: Save 30% on PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Более того, мы должны помнить, что бюджеты уже были раздуты до кризиса и что балансы правительства не отражают всех аспектов реальности. В Германии, например, общий долг скачет от нынешних 65% ВВП до 250% , если включаются пенсионные обязательства.
Выплаты по процентам составляют еще большую часть бюджетов – и начнут расти, когда снова начнут расти процентные ставки. В отсутствие четких политических обязательств и заслуживающих доверия планов для постепенной финансовой консолидации существует особый риск, что в какой-то момент суверенная прибыль заметно возрастет – с негативными последствиями для экономики и политики.
Вторая опасность заключается в том, что правительства будут продолжать считать своей обязанностью решать, какие фирмы спасать, а каким фирмам позволять обанкротиться. Надо провести черту между периодом кризиса, когда нужны срочные меры, чтобы предотвратить экономический коллапс, и нормальными обстоятельствами, когда применяется рыночный механизм на полную мощность.
Однако правительства инстинктивно могут вернуться к идее протекции национальных компаний-лидеров или повторной национализации в некоторых секторах. Но инстинкт не обязательно является здоровой основой для принятия решений. И во времена глобализации разделение между “национальным” и “иностранным” не нужно и невыполнимо.
Чтобы сохранить способность государства действовать, избегая нарушений конкуренции между отраслями и внутри их, мы должны установить критерии для выполнения будущих решений в этой сфере. В принципе, компании, которые имели неприятности до серьезного экономического кризиса, не должны иметь права на государственную помощь того типа, свидетелем которой стал недавно весь мир. Более того, помощь должна быть ограничена, чтобы фирмы не становились от нее зависимыми.
Также правительство должно быть в курсе долгосрочных затрат: крупномасштабное государственное вмешательство в рыночные процессы произведет свою собственную группу победителей и проигравших. Структурные изменения можно отложить, лишая нас возможностей, предложенных кризисом, построить более конкурентоспособные и динамичные отрасли промышленности – и ускоряя относительный глобальный спад развитых экономик.
Действительно, третья опасность заключается в том, что более сильное государственное вмешательство в экономику влечет за собой смещение в сторону от глобализации, прокладывая дорогу для различных форм национального протекционизма. Мы можем наблюдать это в финансовой отрасли, где государственная собственность привела к явной опасности повторной национализации и перераспределения финансовых рынков.
Многие финансовые учреждения, которые получили правительственные фонды, сконцентрировались на своих соответствующих внутренних рынках и свернули свою деятельность за границей. Таким же образом, существует риск, что новые правила могут, как намеренно, так и ненамеренно, привести к повторной национализации рынков.
Понятно, что правительства ищут утешение в предполагаемой безопасности национальных рынков. Но защита, которую предоставляют национальные рынки, иллюзорна: единственный способ увеличить гибкость финансовых рынков и гарантировать, что повторение такого рода кризиса становится менее вероятным, – это создать нормативно-правовую базу, которая соизмерима с интегрированными рынками. Нам нужны глобальные (или хотя бы европейские) правила, и нам нужны сильные организационные структуры, чтобы навязать эти правила – требование, которое не обязательно ограничено для финансовых рынков.
Мы должны противостоять искушению поверить в то, что вмешивающаяся патерналистская страна – наша дорога в будущее. Не только бизнес, но и общество в целом, проиграло бы, если бы мы пошли в этом направлении. Или, как многие уже говорили: “Правительство достаточно большое, чтобы дать вам все, что вы захотите, и достаточно сильное, чтобы забрать все, что вы имеете”.